Более двух десятков лет минуло с тех пор, как не стало ректора Уфимского авиационного института, ставшего потом УГАТУ, Рыфата Рахматулловича Мавлютова. Сейчас о нем больше знают, как о многолетнем руководителе престижного вуза. Но это однобокое представление. Автор учился и работал в УАИ-УГАТУ в общей сложности 24 года. Поэтому, не претендуя на полноту описания, хочу поделится воспоминаниями о нескольких эпизодах, которые на мой взгляд характеризуют личность Рыфата Рахматулловича как руководителя, ученого, педагога и просто порядочного человека. Фигура Мавлютова настолько масштабна и многогранна, что требует, конечно, отдельного основательного описания.

 

Всегда оставался действующим ученым

В УАИ в «мавлютовское» время регулярно проводились различные научные мероприятия всесоюзного и всероссийского уровня, но мне особенно запомнилось одно из них.

С 4 по 7 сентября 1984 года в вузе по инициативе ректора, Госкомитет СССР по науке и технике, ряд министерств и ведущих научных организаций страны провели V Всесоюзный семинар, посвященный обратным задачам динамики. Как сумел Рыфат Рахматуллович добиться проведения столь серьезного и престижного научного форума в Уфе, который до этого не покидал Москву, приходиться только удивляться. О его «весе» в научном мире говорил такой факт, что сопредседателями оргкомитета были выдающиеся советские ученые — академики Андрей Тихонов, самый цитируемый математик мира и Василий Мишин, правая рука Сергея Королева, а после его смерти, до 1974 года главный конструктор ОКБ-1.

К сожалению, Тихонов не смог приехать, но были его ученики и соратники – известные всему миру ученые-математики. Приехали помимо Мишина, несколько академиков и членов-корреспондентов. Одних только столичных докторов наук прибыло в столицу Башкирии тогда более сорока.

Рыфат Рахатуллович не просто выступил в качестве хозяина мероприятия, но и активно участвовал в научной дискуссии, что свидетельствовало о том, что он был не только администратором, но и действующим ученым, тонко чувствовавшим последние достижения научной мысли. А на семинаре, между тем, рассматривались самые актуальные и сложные вопросы разработки авиационной и ракетной техники. Причем атмосфера во время форума была самая демократичная и любой сотрудник или студент УАИ мог лично пообщаться со светилами советской математики.

Признаюсь, не без труда мне удалось найти сборник тезисов докладов того уфимского семинара, ставшего теперь библиографической редкостью.

Удивило демонстративное игнорирование Башкирским обкомом КПСС события, в котором участвовал цвет советской науки, ковавшей с Игорем Курчатовым ядерный щит СССР и прокладывавший с Сергеем Королевым дорогу в космос. Даже в «Советской Башкирии» и «Вечерней Уфе» не написали ни строчки.

Но сведущие люди были в курсе пренебрежительного отношения первого секретаря Башкирского обкома Мидхата Шакирова к науке, что обычно свойственно невежественным людям.

— Ведь он ничего не читает, — рассказал о «бабае» на VII пленуме обкома 23 июня 1987 года секретарь ОК по идеологии Тагир Ахузянов.

«Ирония судьбы»

При этом, на каждый вложенный институтом в науку рубль, а эта информация была обнародована на X пленуме уфимского горкома 2 февраля 1990 года, вуз получал 18-20 рублей отдачи. Наиболее передовые разработки ученых УАИ давали до 50 рублей эффекта! Ни одна другая отрасль БАССР даже отдаленно не показывала подобного результата.

А ещё в 1988-м Рыфат Рахматуллович рассказал, что в рамках реализации только одной из программ в 1981-1985 годах в УАИ «создано свыше 120 принципиально новых видов техники и технологических процессов», а объем научных исследований с 1970 по 1987 год вырос в 10 раз. Институт даже в условиях административно-командной экономики стал высокорентабельным предприятием.

Приходиться только удивляться ограниченности кругозора аппаратчиков Башкирского обкома, не понимавших роль и значение науки.

Больше того, в 1982 году нашему ректору «зарубили» присвоение звания Героя социалистического труда, которое ему собирались присвоить к 50-летнему юбилею вуза.

 

«За» были все – министерства, ведомства и другие серьезные организации.

«Против» — «товарищ» Шакиров, который не мог простить Рыфату Рахматулловичу его независимость и принципиальность. И если на награждение института орденом Ленина «бабай» повлиять не мог, то звезды героя Мавлютова лишить сумел. В институте тогда удивлялись: «Если нашему ректору не давать Героя, то кто же его заслуживает»?

Но по иронии судьбы 28 сентября 1982 года Мидхату Закировичу самому, вместо союзного министра, пришлось вручать институту орден Ленина на торжественном заседании в Башкирском театре оперы и балета.

А Рыфат Рахматуллович меньше всего думал о своих наградах. Зато добился включения в список награждаемых, сверх обкомовской квоты, Анатолия Михайловича Русака, выдающегося советского ученого в области ракетных двигателей.

 

«Приятно, что назвали молодым человеком»

В один из дней начала мая 1985 года стоял я в обеденный перерыв возле 4 корпуса УАИ, что выходит на улицу Карла Маркса. Мимо меня в сторону Пушкина проследовал наш ректор, который обычно ходил обедать домой.

Навстречу ему растерянно глядя по сторонам спешила чета ветеранов. Обратил внимание, что подтянутая и ухоженная, несмотря на возраст, женщина была с боевыми орденами – Красной звезды, Красного знамени и Отечественной войны обеих степеней. Приличный «иконостас» был и у её супруга.

— Молодой человек, не подскажите, как нам пройти к дому офицеров, у нас там встреча ветеранов, а мы в Уфе первый раз, — обратилась она к Мавлютову.

Рыфат Рахматуллович показал: «Вон то красное кирпичное здание на углу и есть дом офицеров, а вход в него справа от угла метров пятьдесят».

Женщина удивленно спросила: «Почему Вы улыбаетесь»?

— Приятно, что назвали молодым человеком, — ответил ректор. – Когда ещё услышу такое.

— Для нас-то Вы молодой, — и тоже заулыбалась. – Всего Вам доброго.

Она, конечно, не знала, что разговаривает с легендарным ректором одного из ведущих вузов страны, но прекрасно почувствовала искреннее обаяние собеседника, который всегда с огромным уважением относился к фронтовикам. На самом видном месте института — во втором корпусе находился стенд с фотографиями преподавателей и сотрудников – участников войны.

 

«Чего в жизни не бывает»

На дверях кабинета ректора висело расписание приема руководителя по личным вопросам. За этим тогда строго следили партийные органы и народный контроль. Но сотрудники и студенты знали, что в случае острой необходимости можно было обратиться к ректору в любое время, лишь бы Рыфат Рахматуллович не был занят в этот момент. Мавлютов всегда внимательно относился к нуждам и проблемам людей и чутко реагировал на них просьбы.

А уж если дело касалось работы или учебного процесса, то и говорить нечего.

…В одной из групп второго курса факультета Авиационного приборостроения в конце 1970-х экзамен по высшей математике принимал сторонний почасовик – сотрудник института математики Уфимского филиала АН СССР, кандидат физико-математических наук Х-ов.

Свой предмет он знал хорошо, правда имел некоторые странности в поведении. Но главные чудеса произошли на экзамене. Поставив, почти не слушая, первым двум студентам четверки, следом влепив пару двоек, остальным, в том числе отличникам, проставил тройки и раздал зачетки, даже не слушая ответов на билет. Ещё до 10 утра экзамен был завершен, хотя по правилам только на подготовку требовалось дать два часа.

Староста группы — отличник, получивший «трояк», решительно направился в ректорат и встретил Рыфата Рахматулловича в коридоре первого корпуса. Кратко объяснил, что произошло. Мавлютов не отмахнулся, а завел парня к проректору по учебной работе: «Вериться с трудом, Виль Мулыевич, но чего в жизни не бывает». И добавил: «Проверьте и, если нужно, примите меры».

Гареев тут же позвонил в деканат и поинтересовался: сдал ли преподаватель Х-ов экзаменационную ведомость. Оказалось, давно принес. Последовал вызов к проректору заведующего кафедрой «Прикладной математики» Игоря Федоровича Красичкова-Терновского, где и был оформлен совместитель. Больше студенты горе-экзаменатора не видели. Пересдачу у «потерпевших» принимали уже другие преподаватели. А староста получил на переэкзаменовке заслуженную пятерку.

Среди студентов потом ходили слухи, что незадачливый экзаменатор состоял на учете в учреждении, что располагалось тогда на улице Владивостокской. Основной его работе в филиале Академии наук «странности», видимо, не мешали, но до учебного процесса таких преподавателей допускать было нельзя, о чем доходчиво и объяснил проректор заведующему кафедрой.

А мне потом пару раз довелось встречать бывшего экзаменатора, который прогуливался по улице Фрунзе и что-то пел в полголоса, не обращая внимание на прохожих.

«Неправильный процент»

В сентябре 1984 года обком партии направил в институт разработанную им анкету для будущих аспирантов и соискателей ученых степеней.

В отделе аспирантуры, куда я обратился для продления соискательства, мне пояснили, что преимущество при зачислении в аспирантуру УАИ, или прием соискателем теперь будут иметь те, кто удовлетворяет одновременно двум критериям – коммунисты и лица башкирской национальности. А чтобы никто случайно не проскочил, анкеты предварительно требовалось направлять на согласование в отдел науки и учебных заведений Башкирского обкома. Так обком пытался скорректировать «неправильное», по мнению его функционеров, партийное и национальное соотношение, сложившееся среди аспирантов и соискателей одного из ведущих вузов страны.

Нововведение было абсолютно незаконным и вредным для науки. Поэтому наш ректор вместе с этой анкетой на серо-голубой бумаге размером в половину листа А4, без лишнего шума и огласки, сразу обратился в серьезные оборонные ведомства страны, для которых институт вел научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы, именовавшиеся в официальных документах как «важнейшие» и «правительственные». И генералы ВПК по своим каналам через ЦК быстро привели в чувство обезумивших аппаратчиков из Башкирского обкома.

Любопытно, что отдел науки обкома состоял тогда из одних гуманитариев, а «главным по учёности» в областном комитете партии, а значит и во всей Башкирии – регионе с мощной промышленностью, крупным сельским хозяйством, известными математическими, химическими, медицинскими и прочими научными школами, был специалист по обособленным второстепенным членам предложения.

Сотрудникам «учёного отдела» было невдомек, что главной причиной «неправильного» процента явилось то, что в УАИ кроме уфимцев, готовили свои диссертации москвичи и ленинградцы — специалисты ведущих оборонных организаций страны, научными руководителями которых трудились профессора института. Жители столиц, конечно, не проходили абсурдные цензы отдела науки и учебных заведений, но и Москва не могла допустить грубое и некомпетентное вмешательство в подготовку научных кадров, решавших ответственные задачи.

По-хорошему, радоваться бы такому авторитету научной школы УАИ, об уникальности которой регулярно писала центральная пресса, а вуз в 1982 году наградили орденом Ленина.

Но обкомовское начальство предпочло иную «славу».

Кстати, и Мавлютов в студенческие годы попадал под подобный ценз, когда для назначения Сталинской стипендии, ему предложил изменить национальность и из татарина превратиться в башкира.

— Я ответил, что не могу дать своего согласия, ибо это означало бы отказаться от своего прошлого, от своего рода-племени, — читаем его ответ в книге «Дорога жизни».

Сам Рыфат Рахматуллович был подлинным интернационалистом, а людей оценивал исключительно по их делам и моральным качествам.

 

«Стрелочника подсовываете?»

Рыфату Рахматулловичу было присуще обостренное чувство справедливости и какое-то особое чутье на ложь, «подставы» и прочую неправоту, которые он пресекал на корню. Так получилось, что за время моей работы в УАИ Мавлютов дважды заступился за меня, хотя я даже не обращался к ректору за помощью.

…В апреле 1982 года кафедра, где я работал после окончания института, усилиями своего заведующего, сумела договорившись в бухгалтерии и отделе снабжения, получить целый вагон научного оборудования, прибывшего из ГДР в адрес института.

Ящики машинами перевозили с «газовки» в нижний игровой спортзал, где и распаковывали. Но вскоре разразился нешуточный скандал, поскольку выяснилось, что оборудование предназначалось всему институту, а не отдельной кафедре.

В спортзал нагрянул Мавлютов со свитой: «Кто здесь главный»?

Доцент Т-ин, руководивший по поручению заведующего кафедрой работой, торопливо ткнул пальцем в мою сторону: «Заведующий лабораториями».

— А Вы кто?

— Заместитель заведующего кафедрой по учебной работе.

— Так… Стрелочника нам подсовываете? — вскипел Рыфат Рахматуллович.

Работу остановили, всех распустили, а Т-ин вернулся из ректората взъерошенный только через час. Попало ему и за попытку «приватизации» оборудования одной кафедрой и намерение ввести ректора в заблуждение, подставив вместо руководства кафедрой, молодого специалиста.

По приказу Мавлютова образовали комиссию по приемке оборудования и распределению его в интересах всего вуза.

…Через три года в мае 1985-го я поступал в аспирантуру. Вступительные экзамены по специальности и истории КПСС сдал на «отлично», а в качестве иностранного языка мне зачли результаты кандидатского минимума и тоже на «отлично». Поэтому никаких сомнений в том, что я уже зачислен не оставалось. Правда после заседания ученого совета, вдруг, узнал, что вместо меня принимают другого кандидата, сдавшего экзамены на две тройки и одну пятерку. Ясно, что это была вопиющая несправедливость.

Но на следующий день, едва я утром пришел на работу, позвонила завотделом аспирантуры и сообщила, что Рыфат Рахматуллович не утвердил документ о моем «незачислении», отменив тем самым незаконное решение совета. Так Мавлютов заступился за меня второй раз. Кстати, мой конкурент через пару лет эмигрировал из страны.

Похожие истории не раз доводилось слышать и от других сотрудников нашего вуза.

 

«Исполнение проверю лично»!

Старший инженер-программист ИВЦ УАИ Галина, с которой я контактировал по своей работе в конце 1980-х, как-то пожаловалась, что не может получить какое-то детское пособие. С мужем она были в разводе, от уплаты алиментов бывший супруг уклонялся, да ещё находился в розыске. Поэтому небольшая сумма пособия была бы для женщины существенным подспорьем. Но её буквально «замотали» в бухгалтерии.

Обращалась к юристу вуза Нестеровой, но та развела руками: мол, она только консультирует, а дать указание бухгалтерии не может, хотя и согласна, что по закону выплата полагается.

Я посоветовал обратится напрямую к ректору, кратко и ясно обрисовав ситуацию.

Так программист и сделала, передав через канцелярию свое обращение Рыфату Рахматулловичу, а уже через день на её заявлении стояла резолюция Мавлютова: «Сигуновой! Выплатить незамедлительно! Исполнение проверю лично!». Написано было красной пастой и трижды подчеркнуто, а что это означало в институте знали все.

А ещё ниже ректор добавил несколько фраз, где обратил внимание Любови Николаевны на бездушное отношение к людям некоторых сотрудников бухгалтерии, которую она возглавляет уже много лет.

…Будучи студентом, а потом сотрудником института всегда обращал внимание на то, как внимательно и уважительно ректор относится к людям – от проректора до уборщицы, от профессора до студента. Глядя на него, также вели себя и другие руководители, а если заводился в институте, например, начальник-грубиян, то он долго не задерживался в своей должности. Его отторгала сама атмосфера, созданная Мавлютовым.

 

«Кентервильское приведение»

Три неразлучных друга — студенты четвертого курса факультета Авиационного приборостроения Радик, Сергей и Ринат в 1980-х устроились на подработку в массовку известного уфимского театра.

В одном из спектаклей ребята исполняли роли царских сатрапов и одевали ржавые кандалы на руки главному герою, держали его за цепи, пока тот — мятежный рвался из них на свободу.

«Заковка» заключалась в том, что кандалы незаметно стягивали болтами М14. Дело в том, что царские оковы были тугими, сделанными тяп-ляп и всё время норовили разойтись и слететь с рук. Поэтому их приходилось туго закручивать. По окончании спектакля гайки откручивали гаечным ключем, который находился у кого-то из персонала.

А в тот злополучный воскресный вечер ключ, почему-то, оказался в кармане у Радика. Роли царских мучителей студенты отыграли и их отпустили ещё до завершения представления. Так парень и ушел домой с отмычкой. Правда минут через двадцать спохватился и кинулся назад.

Но за кулисами уже вовсю бушевали страсти. «Очень заслуженный артист» ревел басом, размахивал руками, гремел цепями и даже топнул ногой увидев Радика. После освобождения от оков самодержавия, пригрозил всем троим страшными карами.

И действительно, уже на другой день в институт принесли из театра письмо — «свинью», как тогда называли подобные послания, где в черных красках описывался «аморальный поступок студентов УАИ», а подмахнувший его театральный начальник требовал не только исключить их из комсомола, но и отчислить из учебного заведения.

Всех троих вызвали к ректору. Нужно сказать, что за аморальное поведение тогда действительно отчисляли. Но занимались этим обычно заместители деканов, в крайнем случае, проректор по режиму. А здесь сразу к Мавлютову… Ребята обреченно поплелись в ректорат. Робко зашли в кабинет, где уже напряженно сидела замдекана.

Рыфат Рахматуллович попросил рассказать, как было дело. Перебивая друг друга, пояснили, а в конце Радик комично помахал руками и потопал ногами, изображая «очень заслуженного артиста» в цепях.

И тут Мавлютов, человек сдержанный, не выдержал и рассмеялся: «Как Кентервильское приведение из известного мультфильма?»

Напряжение сразу спало.

-Как они учатся? – спросил он у замдекана.

-Без троек.

-Поведение?

-Никаких замечаний.

Потом обратился к студентам: «Почему именно в театр пошли работать?»

Ребята рассказали, что до этого пытались трудиться автобусными контролерами, но после того, как на конечной остановке в Нижегородке их закидали камнями подвыпившие местные жители, решили уйти.

— Из театра Вас, конечно, уволят — не сложилась актерская карьера, но нужно работать по специальности. Я в свое время подрабатывал переводом научных статей – полезно как специалисту и деньги платили. Сейчас многие студенты четвертого курса занимаются наукой и трудятся лаборантами на своих кафедрах или в студенческих конструкторских бюро. Я поговорю с Фарагатом Ахметовичем (Ф.А.Шаймарданов был тогда деканом факультета Авиационного приборостроения – прим. Авт.).

— А как же письмо из театра? — спросил кто-то.

— Ответим, что провели с Вами разъяснительную работу.

Студентов отпустили, а заместителю декана ректор сказал: «Хорошие ребята, только собранности по молодости лет не хватает. А в театре раздули из мухи слона. И что у них — один инструмент на всё заведение?».

Вскоре студентов устроили на полставки лаборантами на одну из кафедр родного факультета.

Через месяц, встретив троицу во дворе института, ректор улыбнулся: «Привет артистам»!

Александр КОСТИЦЫН