С перестроечных времен в сознании населения нашей страны укоренился миф о хрущевской «оттепели». Мол, тогда чуть ли не построили гражданское общество, а режим приобрел черты «социализма с человеческим лицом». «Воронки» действительно перестали приезжать по ночам, не стало «троек», «особых совещаний» и женщин уже показательно не судили за аборты. Но обыденная жизнь граждан изменилась мало. Они буквально выживали, а за решетку невиновных бросали не церемонясь. Именно в то время расцвела коррумпированная номенклатура, которая теперь не боялась силовиков и делала всё что хотела. Но и тогда находились порядочные люди, выручавшие других в сложных жизненных ситуациях.
Для увольнения неугодного хороши все способы
Одним из главных достижений социализма считалась ликвидация безработицы, но при Хрущеве она появилась вновь в середине 1950-х. В начале 1960-х положение усугубилось очередным сокращением армии, когда на рынок труда выбросили более миллиона военнослужащих. Особенно тяжелая ситуация сложилась в небольших городах.
— С января 1957 года я служил в Бирском военкомате начальником секретной части, — вспоминал уфимский пенсионер Петр Александрович. – Напрямую хрущевское сокращение нас не касалось, но по указанию руководства сотрудников стали постепенно увольнять одного за другим, а их места занимали люди, сокращенные из строевых частей.
Добрались и до Петра, от которого потребовали написать заявление, объясняя необходимостью принять на его место знакомого первого секретаря бирского горкома Николая Котова. Поскольку работник сам уходить отказался, начали проводить ревизию за ревизией, проверяя, как хранится секретная документация.
Но придраться было не к чему, пока очередная комиссия, прибывшая уже из Уфы, не обнаружила, якобы, исчезновение брошюры в четыре листа, имевшей гриф «секретно», которая, правда, через полчаса нашлась в том же шкафу, вложенной в толстый справочник.
— Проверяющий как-то странно суетился возле открытого шкафа, – вспоминал ветеран. – Он и засунул документ в книгу, о чем я написал рапорт военкому. Ревизор, видимо, пытался унести с собой бумагу, чтобы отдать меня под суд, но до конца не смог осуществить задуманное — я начал следить за его вознёй.
Тем ни менее повод нашли и Петра понизили до старших помощников, а вскоре должность упразднили, сократив неугодного работника.
Петр Александрович не сразу осознал, что, вообще-то, легко отделался, и не угодил за решетку.
Так в конце апреля 1963 года он оказался на улице. Найти работу в Бирске было почти невозможно, никаких пособий, как и биржи труда, не существовало, и часть безработных поддалась уговорам «уполномоченных отдела оргнабора рабочих Совета министров БАССР», нагрянувших в город, и переехала в Киргизскую АССР в Иссык-Атинский район, что в Чуйской области. Здешние киргизы ни в какую не хотели работать в местном совхозе, а за тунеядство там привлекали только русскоязычных. Вот и нашли власть имущие выход за счет загнанных в угол людей из России.
Среди бирских нетрудоустроенных было немало ссыльных староверов, многодетные семьи которых обитали в страшных полуразвалившихся бараках на восточной окраине города и которых местные власти не брали ни на какую работу – «социально чуждые элементы», хоть и бывшие. Их особенно обхаживали вербовщики, убеждавшие, что только на новом месте жизнь изменится в лучшую сторону.
А через четверть века начался обратный исход русских людей из бывшей «братской» республики, бросивших под напором националистов всё нажитое. Впрочем, это уже отдельная драматичная история.
Пир во время чумы
Месяц прошел в тщетных поисках работы, пока бывший сотрудник военкомата случайно не встретил, приехавшего в город директора Башкирского рыбокомбината Владимира Ефимова, которого знал ещё с начала 1950-х. Рассказал свою историю и тот предложил занять должность материально ответственного лица на местном рыбзаводе, где только что выгнали прежнего проворовавшегося работника.
— На заводе работало две бригады рыбаков по 10-12 человек, на балансе стояла дюралевая моторка, плоскодонки, грузовик, сети, другие нехитрые снасти, — вспоминал Петр. – Главной ценностью считалась пойманная рыба.
Расхищение улова рыбаками презиралось, поскольку рыбу и так без ограничения пускали «на котел» — обед или ужин во время работы на водоемах, а некондиционную мелочь типа окуней и сорожки разрешали брать домой. Прежний матответственный погорел, став «несуном».
Зарплату платили скромную, но никто не роптал, поскольку другой работы не было, но, главное, люди ценили доброе отношение к себе уфимского руководства. Почетных грамот за перевыполнение планов и повышенные соцобязательства на стенах склада висело с избытком.
Работа Петру понравилась, появилась уверенность в завтрашнем дне. Но летом 1963 года с продуктами в городе стало совсем плохо. Не урезали номенклатурные пайки только чиновникам, которых в Бирске с населением всего в 28 тысяч стало, напротив, вдвое больше из-за хрущевского разделения партийных и советских органов.
— Помимо горкома появился сельский производственный партийный комитет – райком, а кроме горсовета ещё и райсовет, — вспоминал ветеран. – Столько новых важных начальников с портфелями появилось тогда!
В конце лета, широко отмечали 300-летие города, на которое прибыли высокопоставленные гости из Уфы. Вечером в субботу 24 августа, после торжественной сессии горсовета, в ресторане «Бирь» устроили банкет, где власть имущих развлекали столичные артисты. Гуляли до глубокой ночи.
На другой день – парад и митинг на площади, спортивный праздник с парашютистами, акробатами, боксерами, мотогонки с участием Габрахмана Кадырова, ЮрияЧекранова, Льва Краева и прочих звезд. Вечером — продолжение банкета.
Это напоминало пир во время чумы, поскольку в запущенном городе отсутствовали водопровод и канализация, а отопление было печным. Улицы почти не освещались и даже главные из них напоминали проселки, где в сухую погоду поднимались клубы пыли, а в дождь не пройти без сапог. Имевшиеся кое-где мостовые не ремонтировались с 1913 года.
Но, главное, горожане дружно стояли в многочасовых очередях за 200 грамм комбижира грязно-серого цвета в одни руки, дрались из-за пачки табака, за полкило сахара занимали с вечера, а пшеничный хлеб и масло не видели вовсе. Изредка выбрасывали мезгу и пахту – отходы картофеля и молока, которые, раньше шли на корм скоту.
Начались перебои даже с черным хлебом, на треть состоявшим из гороха, липким, кислым и сырым внутри, от которого даже у здоровых людей болели желудки. А как-то возле продуктового магазина, что находился поблизости, возбужденная толпа опрокинула набок хлебовозку. Шофер едва успел выскочить.
Был бы человек, а статья найдется
Сотрудники рыбзавода дважды выдворяли нежданных визитеров, командированных начальством за халявной рыбой. Но в сентябре на складе «нарисовался» зампред местного исполкома, захотевший получить десяток самых крупных и отборных рыбин. Даром, разумеется.
Петр объяснил, что бесплатно рыба не отпускается, а за деньги только с письменного разрешения директора рыбокомбината, поскольку реализация продукции на складе не производится. Зло хлопнув дверью, чиновник удалился, а вскоре на рыбзаводе началась ревизия, которую проводили местные финорганы. Нарушений не нашли, но ревизия повторились ещё раз, правда с тем же результатом.
Потом уже Петр узнал, что за спиной ревизоров стояло не только исполкомовское, но и партийное начальство, пожелавшее устроить из рыбзавода дойную корову. Между тем бирский горком регулярно проводил слеты и совещания матответственных лиц, на которых местечковые «вожди» призывали беречь каждый государственный рубль.
Нынешние проверки ФНС – слабая тень тогдашних ревизий. Сейчас можно оспорить в суде выводы налоговой, а в хрущевские времена ревизия нередко заканчивались уголовным делом и реальным сроком. Был бы человек, а статью для него находили без проблем.
— В субботу 26 октября 1963 года обе наши бригады работали в Забелье, а когда после обеда машина с уловом подъехала к переправе, выяснилось, что паром не работает из-за серьезной поломки буксира, — делился бывший кладовщик. – Поэтому машина со льдом из Уфы не забрала продукцию, но и мы не могли допустить порчи народного добра — температура стояла плюсовая.
Пришлось поехать в столицу через Кушнаренково, что было не просто. Дело в том, что у грузовика не работали тормоза из-за отсутствия тормозной жидкости, которая в хрущевские времена была дефицитам и «Башрыба» её почти не получала даже по фондам. Для езды по полям допотопный ЗИС-5 ещё годился, но на трассу или в город просто так не совались. Пришлось купить в сельпо пару бутылок бормотухи и залить её в систему. На 150-200 км портвейна «Кавказ» фиолетового цвета хватало.
Как выяснилось позднее, эта вынужденная поездка спасла Петра. На складе кладовщика поджидала целая ватага контролеров, получившая приказ найти, наконец, недостачу, излишек или хищение хотя бы на 100 рублей, чтобы посадить наверняка. До сотни тогда судил товарищеский суд, штрафовавший до 50 рублей.
Но дежурный рыбзавода Николай Пономарев, прикинувшись недалеким и туповатым мужичком, показал пустой склад, вздыхая, сообщил о поломке парома и проверяющие ушли ни с чем.
— Николай только с виду смотрелся «валенком», а во время войны служил в разведке и соображал очень быстро, да к тому же обладал талантом актера, — смеялся Петр Александрович. — После ухода ревизоров побежал на почту, заказал разговор с Уфой и сообщил Ефимову о ревизии. А мы, приехав в Уфу, сдали весь улов, тщательно оформили документы и даже помыли машину, чтобы ни одной чешуйки не осталось.
Только под утро экспедиторы вернулись домой, а вскоре примчалась родственница, работавшая машинисткой в исполкоме, и рассказала, что зампред вечером накатал письмо в ОБХСС, которое она и печатала, с требованием привлечь Петра к уголовной ответственности. Да обыскать склад на предмет наличия «недозволенных орудий лова», той же взрывчатки, например. А это — отдельная статья УК РСФСР. Бирские столоначальники любили в хрущевские времена показать милиции кто теперь главнее.
— Может в бюро горкома написать – коллективно разберутся? — бодрячески предложил Петр Александрович.
— Наивный, это же одна компания, они гуляют и пьют вместе, — был ответ. – Посадят, не сомневайся! Зря, что ли военкомат вчера вспоминали.
Не дожидаясь прихода милиции, Петр уехал на автобусе в Уфу и «перекантовавшись» ночью на вокзале, в понедельник утром был в приемной Владимира Ефимова, который задним числом издал приказ об увольнении работника субботой 26 октября 1963 года «по собственному желанию». Новым материально ответственным лицом той же датой временно назначили бывалого уфимского сотрудника, который вместе с главбухом комбината, замом Ефимова и Петром немедленно выехал в Бирск на машине директора. Уфимский кладовщик знал, как вести себя в сложных ситуациях и не раз выручал «Башрыбу» от наездов местных князьков.
К обеду документы были оформлены, Петр покинул склад, уехали главбух с замом и вскоре вновь прибыли решительные ревизоры. Но узнав, что там новый матответственный, ознакомившись с актами инвентаризации и приема-передачи, бланки которых директор комбината предусмотрительно утвердил ещё в Уфе и поставил печать, куда-то звонили по уличному телефону, а потом, не говоря ни слова, удалились.
— В акте инвентаризации было написано, что «никаких неоприходованных излишков и фактов недостачи товарно-материальных ценностей не выявлено», — вспоминал Петр. — Милиция так и не появилась, видимо, решив не ввязываться в неприглядную историю, получившую такой неожиданный поворот.
Так судьба и добрые люди второй раз за полгода отвели Петра от тюрьмы.
Вымогатель в юбке
Но оставаться в городе было больше нельзя. Та же родственница сообщила, что, потерпев фиаско с ревизией, зампред пообещал кому-то по телефону, что решением исполкома непременно сошлет Петра в Сибирь как тунеядца «лес валить», когда его ни где не возьмут на работу в Бирске.
Этим подлым приемом широко пользовались в хрущевские времена для расправы над неугодными. Причем решение исполкома считалось по указу от 4 мая 1961 года окончательным и не подлежало обжалованию даже в судебном порядке. Этим же указом шантажировали и несчастных бирских староверов, вынуждая уехать в Киргизию. Такова была изнанка хрущевской «оттепели».
Решили с семьей попытать счастье в Уфе. Но там не брали на работу, если не было прописки. Даже дом в Уфе могли купить только уфимцы.
— Но Владимир Ефимов выручил в очередной раз, выдав для паспортного стола липовую справку о переводе в Уфу, по которой я временно прописался, — вспоминал ветеран. – Директор «Башрыбы» рисковал не только партбилетом.
Петр устроился на работу в «Спецавтохозяйство Уфгоркомхоза». Его легендарный директор Леонид Колобов не имел права брать на постоянную работу человека с «времянкой». Но он был депутатом горсовета, приятелем председателя горисполкома Сергея Вороненского, но, главное, ему понравилось, что новый работник семь лет служил в армии авиационным механиком, а, значит, разбирался в технике. Да к тому же не юлил, а прямо рассказал, как очутился в столице республики.
Пока искали доступный дом в Уфе и продавали свой в Бирске, а цены различались раза в полтора, прошло немало времени. Всё это время хозяйка уфимской квартиры на улице Нехаева, что в Нижегородке, брала с постояльцев немалые деньги, да ещё отбирала детские карточки на крупу и лапшу, введенные в последний период правления Хрущева.
Наконец, в конце сентября 1964 года удалось подобрать дом в Уфе и найти покупателей на жилье в Бирске. Чета пенсионеров уже отчалила с вещами и деньгами на пароходе в этот бельский городок откуда-то из медвежьего угла Пермской области.
Супруга героя нашего рассказа Надежда Александровна рассказала квартирной хозяйке о скором переезде, а та, вспылив, потребовала возместить недополученную до конца года прибыль, да ещё отдать детские карточки за октябрь, угрожая выпиской. А тогда бы всё пошло крахом. Дама была членом КПСС и районным агитатором, что не мешало ей заниматься вымогательством. К тому же её брат работал местным участковым.
Но мир и в этот день, оказался не без добрых людей. Помогла нотариус, предложившая Надежде и хозяйке покупаемого дома немедленно оформить договор с отсрочкой платежа.
В новое жилье на улицу Большую Гражданскую переехали глухой октябрьской ночью после визита к нотариусу, а уязвлённая шантажистка даже не выглянула из дверей своей квартиры. С переездом помог главврач роддома № 2, где трудилась главбухом Надежда Александровна, выделив весь наличный транспорт медучреждения — роскошный вишневый ЗИМ и старую лошадку с телегой.
Вскоре доплыли до Бирска пермяки, и цепочку расчетов удалось завершить. Потом сняли Хрущева, жизнь вошла в нормальное русло, а бирские начальники дружно перекрасились в борцов с волюнтаризмом.
Около 30 лет наш герой трудился в «Спецавтохзяйстве по уборке города», заслужив целый ворох ведомственных наград, одну из которых ему вручил лично министр коммунального хозяйства РСФСР Сергей Бутусов, приезжавший в Уфу.
— Министр пришел в цех и наградил прямо на рабочем месте, — вспоминал через много лет трогательный момент Петр Александрович. – С ним был председатель уфимского горисполкома Адгам Валеев и ещё какие-то начальники. Все тепло поздравили меня.
Так благодаря отзывчивым и порядочным людям, как простым, так и занимавшим высокие посты, семье удалось преодолеть пресс коррумпированного начальства и «обычных» подлецов, а эпопея с переселением в Уфу превратилась в семейное предание. Жизнь в Уфе у семьи сложилась в дальнейшем благополучно, а второй экземпляр липовой справки 1963 года до сих пор хранится в семье как реликвия.
Только разговоры о хрущевской «оттепели» неизменно вызывали у Петра Александровича горькую усмешку: «Век её не забуду».
Александр КОСТИЦЫН