В парке Победы в Уфе стоит памятник труженикам тыла, где среди символических нефтяников, колхозников и рабочих увековечена в бронзе существовавшая в реальной жизни швея Надежда Самойлова. Оказывается, скульптор Андрей Ковальчук, когда ваял героев барельефа, для изображения швеи воспользовался реальными фотографиями 16-летней девушки. Надежда вместе с подругами за несколько месяцев отстирала в Белой от крови и грязи, а затем высушила и починила несколько тысяч прострелянных пулями или разорванных немецкими осколками солдатских шапок, привезенных из-под Сталинграда весной 1943 года.
Каждому — по шапке
— Перед войной я окончила семь классов в Бирске, а в конце августа нас, вместо дальнейшей учебы, объявили мобилизованными и направили работать в местный цех «Швейник», — рассказывала нам, ныне покойная жительница Уфы Надежда Самойлова.
Цех выпускал различную военную амуницию, но в основном — меховые солдатские рукавицы с двумя пальцами, чтобы в них можно было нажимать на спусковой крючок винтовки или автомата.
Пролетели две тяжелые военные зимы, а война, казалось, никогда не окончится. Похоронки приходили то в одну, то в другую семью, а изредка с фронта возвращались искалеченные, без рук или без ног солдаты.
Женщины не столько ждали писем с фронта, сколько шарахались от почтальонов. А вдруг — похоронка или того хуже — извещение о пропавшем без вести бойце Красной армии. Последнее было страшней всего — исчезнувших считали предателями. Никаких пособий или пенсий детям. Позор и стыд всей его семье.
Еще одна примета того времени — постоянно включенное радио: оставшиеся в тылу жадно ловили каждую весточку с фронта.
— Наиболее важные сообщения и приказы Верховного главнокомандующего читал только Юрий Левитан, — уточняла уфимка. — Его ждали, ему верили, на него надеялись, даже сам могучий голос знаменитого диктора всесоюзного радио внушал убеждение в неизбежной победе над врагом.
Правда, радио в Бирске из-за нехватки электроэнергии работало всего 20-30 минут в день. Но именно эти минуты особенно ждали люди.
В начале мая 1943 года Надежду и еще трех девочек — Светлану, Елену и Татьяну — вызвал к себе начальник цеха и объявил о получении особо важного задания. На местную пристань из-под Сталинграда, где три месяца назад закончилась битва, прибыла небольшая баржа с пользованными шапками, которые нужно было починить до 1 октября.
Сначала девушки подумали, что это будет обычная швейная работа. Но когда они пришли на пристань и откинули брезентовый полог, то были просто потрясены. Тяжелым, каким-то мертвенным запахом пахнуло из трюма. Несколько тысяч шапок, сваленных в барже, были либо прострелены пулями, либо порваны осколками, вымазаны кровью и грязью. То тут, то там попадались присохшие к шапкам осколки костей черепа, клочки волос и кожи.
— Поняли теперь, какая там мясорубка была? — прокомментировал свой груз хромой капитан допотопного буксирчика, притащившего баржу с берегов Волги.
Именно тогда до девушек дошло ужасное осознание того, что происходило в далеком волжском городе, и какой ценой далась там наша победа. Перетаскав к вечеру шапки в склад у пристани, они здесь же на берегу Белой сами себе дали клятву, что эта работа будет их Сталинградом.
— Решили — умрем, но работу сделаем в срок, — рассказывала Надежда Александровна. — Эта не была рисовка, нас никто не заставлял, даже начальство об этом не знало, но поступить по-другому мы посчитали не в праве. А ведь мы даже комсомолками не были.
Первым делом отмывали шапки от крови, грязи и всего остального. Никаких моющих средств не было и в помине. Тогда даже хозяйственное мыло было по карточкам. Но находчивые девушки нашли выход из положения и прямо на берегу реки сварили щёлок. В нем и отмывали шапки. Руки разъедало от самопального моющего средства и ноги сводило от холода в ненастную погоду, но работали девушки напряженно весь световой день и практически без выходных. Тут же на мостках сушили и чинили головные уборы.
— Уставали? Еще как, — вспоминала бывшая бирянка. — Когда шли вечером домой — чуть ноги волочили. Но тогда в тылу почти все так работали. По-другому было нельзя.
Вскоре случилась неожиданная напасть — крысы. Почуяв запах крови, эти твари за одну ночь погрызли два десятка шапок. Вся работа могла пойти крахом. И под суд можно было угодить запросто по законам военного времени. Поврежденные шапки реставрировали, а Светлана в тот же день прикормила кошку, которая вертелась возле пристани. На ночь ее стали запирать в склад. Грызуны исчезли, а кошка свое новое жилище быстро обжила и стала там полноправной хозяйкой. Осенью она окотилась, и пришлось девушкам в знак благодарности разобрать ее потомство по домам.
В августе зарядили на две недели дожди. Сушить шапки стало невозможно, и работа чуть не встала. Но и здесь нашелся выход.
— Я жила ближе всех к реке на Кузнецкой, а сейчас это улица Фатхинурова, — рассказывала бывшая швея. — И мой папа Александр Михайлович вбил полсотни гвоздей в стены нашей бани. Все было увешано шапками и жарко протопленной бане они сохли очень быстро. Так и с ненастной погодой удалось справиться.
Надеялись только на себя
Кто-то может подумать, что проще было сшить новое обмундирование, а не латать старье. Но дело в том, что одеть тогда всех солдат в новую форму возможности не было. Сапог кирзовых — и тех поначалу не хватало, и многие солдаты ходили в обмотках. Фляжки для воды были обычно стеклянные — почти весь алюминий шел в авиацию, а большая часть автомобилей на фронте, но особенно в тылу, были газогенераторными, и работали на дровах, поскольку бензина тоже не хватало. Пресловутый ленд-лиз в первые и самые трудные годы войны был больше на словах.
— Все тогда понимали, что надеяться нам нужно только на себя, — заметно волнуясь, вспоминала уфимка. — Помню, как школьники ходили по домам и собирали у населения пустые бутылки для коктейлей Молотова, медицинские пузырьки и склянки для повторного использования. У каждой школы и городской организации был план по сбору лекарственных трав и полезных растений.
Даже немощные старики пилили по установленному размеру чурки для газогенераторов, сушили их на печах и очень гордились тем, что вносят свою лепту в будущую победу.
На фоне всеобщего подъема и массового самопожертвования очень неприглядно смотрелась часть эвакуированных из западных областей Украины и Белоруссии. Они как-то очень вовремя запаслись справками о неких тяжелых недугах и умудрялись получать пенсии по инвалидности. Впрочем, это не мешало им спекулировать на рынке хлебом, украденным в местном «Заготзерне» — так назывался тогда бирский элеватор. Периодически милиция устраивала облавы: спекулянтов и расхитителей зерна хватали, показательно судили при большом стечении народа, что находило всеобщее одобрение.
Резким контрастом на фоне этих прохвостов были эвакуированные ленинградцы, пережившие страшную блокадную зиму 1941-1942 годов. Откуда-то с верховий Волги из-под Ярославля везли блокадников баржами в далекий Бирск. Больше похожие на скелеты, многие из них не могли самостоятельно сойти на берег. Но едва придя в себя, жители северной столицы просились на работу и стремились внести посильный вклад в общую победу.
Спекулянты прямо на пристани пытались выменять на продукты ценные вещи у прибывших ленинградцев. За дорогие золотые сережки предлагали, например, кружку молока или пару яиц. Девушки однажды были свидетелями того, как местные подростки жестоко избили этих негодяев, а их продукты выбросили в реку.
Пока швеи работали на берегу, доводилось видеть, как под конвоем сажали на пароход для отправки в столицу Башкирии пойманных в городе и его окрестностях дезертиров, которые умудрялись пробираться с фронта в глубокий тыл. В Уфе беглецов ждал военный трибунал, и ничего кроме омерзения у жителей города они не вызывали.
Отец нашей героини по возрасту и из-за ранения, полученного еще в «первую германскую», не подлежал призыву в армию. Его мобилизовали в «Трудармию» и направили на строительство химзавода в Орске. Там наряду с обычными гражданами работал и «спецконтингент» из числа депортированных немцев Поволжья. Условия труда и жизни были одинаково тяжелые для тех и для других. Правда, немцам нужно было периодически отмечаться в спецкомендатуре. Вот и все отличие. Кстати, среди них были члены ВКП(б) и комсомольцы. И собрания проводили, и политинформацию читали…
Проработав два с половиной месяца, Михаил Александрович сильно простудился и заболел пневмонией. Его комиссовали домой и направили работать сторожем на военный склад, а весной он стал бакенщиком — зажигал огни на реке для обозначения фарватера.
Основные продукты во время войны были по карточкам. Особенно мучила людей поначалу нехватка соли. Но в окрестностях города были соленые источники. Оттуда и стали возить горожане крутой соляной раствор в бочонках: зимой на санках, а летом на тележках. Его надолго хватало.
Очень выручали людей в войну огороды. У большинства жителей города были приусадебные участки.
— Огород и дом полностью был на плечах нашей мамы Татьяны Николаевны, — делилась Надежда Александровна. — Она еще выкраивала время и приходила помочь нам, как, впрочем, и мамы других девочек.
Вальс-бостон
Наконец в конце сентября работа была сделана. Шапки предназначались для солдат, выписываемых из двух десятков уфимских госпиталей. Приближалась зима, и этим был обусловлен срок окончания работы — 1 октября. Придирчиво принимал работу пожилой капитан из Уфы, который поначалу даже не поверил, что такой титанический труд смогли выполнить всего четыре худенькие невысокие девушки, и порекомендовал начальнику цеха поощрить своих сотрудниц. Но на эти слова молодые швеи даже внимания не обратили. Время было голодное, не хватало буквально всего, до них ли было. Да что говорить, если многие люди тогда ходили в обуви на деревянной подошве.
И каково же было удивление наших героинь, когда через месяц с небольшим на торжественном собрании коллектива цеха, посвященном 26-й годовщине Октябрьской революции, им вручили по отрезу бостона на костюмы. По тем временам это был роскошный подарок. Бостон считался очень престижной тканью, не продавался даже по карточкам, а на рынке стоил огромных денег. Как удалось начальству «выбить» для девушек ордер на ткань в горкоме партии — осталось загадкой.
Учить кроить и шить подруг было не нужно, и вскоре они красовались в модных костюмах, которые, правда, одевали только по праздникам и редким выходным.
— На новый 1944-й год мы вдруг оказались самыми заметными и нарядными барышнями в районном доме культуры, — смеясь вспоминала собеседница.
И уж совсем смутила девушек небольшая заметка с групповым фото в местной районной газете, которая в самом начале 1960-х получила символическое название «Победа».
Война закончилась, цех закрыли, девушки выбрали себе совершенно другие профессии, вышли замуж, завели детей и, так получилось, разъехались из родного города. Иногда встречались, вспоминали былое и удивлялись, как они 16-17-летние смогли сделать такую работу. К сожалению, все четвероуже ушли из жизни.
Оглядываясь на свой жизненный путь, наша героиня без колебания делала вывод о том, что одним из самых счастливых дней в ее жизни был тот, когда стылым сентябрьским вечером, сидя у костерка на берегу Белой, подруги осознали, что порученное им особо важное задание выполнено, а последнюю шапку они только что отнесли на склад.
— И хотя нас не награждали орденами и медалями, мы не считались участниками войны, а каждая из нас заработала в холодной речной воде болезни на всю оставшуюся жизнь, свой Сталинград мы тогда на берегу Белой отстояли, а значит и жизнь наша была прожита не зря, — заключает Надежда Александровна.
Евгений КОСТИЦЫН