Чиновники Башкирского обкома в 1960-е годы со всех трибун заклинали, что в регионе не осталось социальных корней религии и нужно приложить ещё немного усилий, чтобы окончательно избавить жителей от религиозных предрассудков. Главными методами «атеистического воспитания» были оскорбления, угрозы и высмеивание. Попрание прав граждан сочеталось с лицемерными уверениями о защите их религиозных чувств. Но потуги начальства не могли заставить стать атеистами людей, осознававших лживость партийной пропаганды. Поэтому башкирский обком, который тогда возглавлял Зия Нуриев, прибегал к грубому нарушению советских законов, а с двоеверием марийских детей боролся методами спецслужб.
Храм «мозолил» глаза
В далеком 1884 году в нескольких верстах от Бирска в селе Гребени купцами Иваном Стахеевым и Александром Уткиным при активной помощи жителей всей округи была построена удивительная по красоте Покровская церковь. Деньги на строительство и яичный белок, добавляемый в глину для большей прочности кирпичей, собирали всем миром.
Уникальный храм, сочетавший, по словам архитектора Александра Куфтерина «приемы русского стиля образца XVII века с элементами готики», являлся единственным подобным архитектурным образцом в Уфимской губернии. Его расположили на высоком красивом месте у оживленного Уфимско-Вятского тракта. Покровский собор был виден за десять верст, в том числе с пароходов, проплывавших по реке Белой.
Последние священники Даниил Лобов, Александр Телегин и дьякон Павел Милицын служили в храме вплоть до его закрытия в 1936-м. Потом их арестовали, обвинив по 58-й статье УК РСФСР в «шпионаже», «антисоветской агитации» и «подготовке контрреволюционных преступлений». Невинных людей, до конца несших свой крест, расстреляли 21 ноября 1937 года.
В закрытой церкви устроили зерносклад колхоза «Урал». Но к храму по-прежнему в дни религиозных праздников приходили верующие с детьми, иногда приезжал священник из Бирска, что вызывало негодование партийных чинуш. Первый секретарь башкирского обкома Зия Нуриев во время поездок в свою родную деревню Верхнелачентау Бирского района или на северо-запад республики не мог миновать места, где собирались люди.
В 1960-е сюда стали приходить ещё и марийцы, которых постепенно становилось всё больше в окрестных селах. В части семей этого народа существовало двоеверие, и, наряду с традиционным марийским язычеством они исповедовали христианство, не видя в этом никакого противоречия. После исполнения православных обрядов возле старого храма, мари нередко шли совершать языческие. Тем более, неподалеку располагаются их священные рощи, в том числе, знаменитая Султан-Керемет. Не сумев уговорами и угрозами отучить людей от религии, церковь взорвали летом 1967 года.
— Взрыв был такой силы, что грохот разнесся по всей округе, — вспоминал свои детские впечатления бывший глава Бахтыбаевского сельсовета Радик Хасанов.
По законодательству того времени храм могли снести лишь по решению союзного совета по делам религий по представлению Совмина БАССР. Но решение об уничтожении церкви в Гребенях принималось без каких-либо представлений и согласований.
— Ни одного документа, обосновывающего взрывные работы в Гребенях я не встречала, — рассказывает бирский историк и краевед Нина Рыбалко, много сделавшая для восстановления памяти о Гребенском храме.
Взрыв производила бригада шабашников из Армении, которая не один год околачивалась в Бирском районе. За откаты ей доставались самые выгодные строительные объекты. Поэтому чужакам и поручили грязную работу в Гребенях. Правда, уроженцы Закавказья оказались дилетантами в саперном деле, и церковь смогли разрушить только частично.
Ворованная взрывчатка
После взрыва партийные власти пытались снести уцелевшие руины тракторами. Но тогдашняя техника оказалась бессильна против кладки старых мастеров, а верующие вместе с детьми продолжали собираться у развалин церкви. Особенно много их пришло в субботнее утро 14 октября 1967 года в престольный праздник Покрова Пресвятой Богородицы, совершив крестный ход вокруг находящегося поблизости источника. Потом марийцы дружно, как на демонстрации, направились к своим священным рощам. Колориту добавило то, что женщины-мари были в национальных костюмах. Октябрь 1967-го – канун 50-летия Великого Октября, помпезно отмечаемый в стране победившего атеизма. А тут такое!
А какое значение Нуриев придавал ситуации вокруг храма, говорит факт, что вместе с председателем совмина БАССР Закерией Акназаровым, вечером 6 ноября 1967 года он примчался в Бирск с инспекцией, потратив только на дорогу в оба конца минимум часов пять. Дни, предшествующие юбилею революции, оказались для обоих партбоссов очень напряженными: 3-4 ноября участие в заседании в Москве, 5 ноября с 12 часов под «бурные рукоплескания», а именно так написано в прессе, открывали памятник Ленину перед уфимским горсоветом, затем прошли торжественные мероприятия в оперном театре. С утра 6 ноября вручали ордена и медали старым большевикам, продотрядовцам, чоновцам и бойцам «карательного отряда Губюста».
К вечеру рванули в Бирск. А ведь на следующий день в Уфе предстояла праздничная демонстрация – важнейшее политическое событие юбилейного года. Головы могли обоим снять за срыв или накладки. Но начальство всерьёз опасалось, что в «красный день календаря» к руинам в Гребенях снова придут люди, а марийцы устроят собственную «демонстрацию». Кстати, в бирской «Победе» за 7 ноября нет ни слова об участии сразу двух первых лиц БАССР в городских мероприятиях. И только 11 числа газета очень скупо сообщила об их визите.
В последующие годы церковь взрывали ещё несколько раз. Резонно возникает вопрос: почему не привлекли профессионалов, чтобы подорвать все разом? Оказывается, если на взрывные работы не было разрешительных бумаг или взрывники занимались работами, не прописанными в «Единой книжке взрывника», то надзорные органы отбирали документ.
Мы нашли книжку взрывника тех лет. Её владелец, бывший бирянин, пояснил, что вернуть изъятый документ было очень сложно, а за грубые нарушения невозможно. Но главное, в Гребенях использовали ворованную, якобы ушедшую на производственные нужды и списанную по документам, взрывчатку из треста «Башвостокнефтеразведка», располагавшегося тогда в Бирске. За хищение, незаконное хранение, нарушение учета и использования взрывчатых веществ по статьям 217, 218, 218.1 УК РСФСР «светил» тюремный срок. Поэтому желающих рисковать работой и свободой среди профи не нашлось.
— Залетные строители не постеснялись просить разрешить им раскопать могилу священника, захороненного вблизи церкви, надеясь поживиться «закопанными драгоценностями», — рассказала со страниц «Победы» в 1996 году Нина Рыбалко.
Начальству хватило ума отказать. И без 229-й статьи «Надругательство над могилой» в деле хватало уголовщины. Утварь и иконы, в том числе особо почитаемую «Плач Божьей Матери», спасли ещё в тридцатые прихожане. Сейчас это святыня бирского Михайло-Архангельского храма.
Зимой 1937-38 годов «уполномоченные» угрожая наганами, искали иконы, церковные книги и утварь, обыскивая по ночам деревенские дома в округе. Но вовремя предупрежденные, жители попрятали их в сугробах.
Стереть память
Первый секретарь башкирского обкома КПСС Зия Нуриев позиционировал себя непримиримым атеистом. За время своего правления этот «выдающийся государственный деятель» учинил погром православия в Башкирии, закрыв, по данным Уфимской епархии 25 из 42 действовавших храмов и варварски разрушив несколько уникальных церковных зданий. Так в селе Суслово в том же Бирском районе ещё в 1965-м взорвали Казанскую церковь, а кроме неё, в окрестностях города уничтожили ряд храмов, с которыми, правда, управились тракторами, обойдясь без взрывчатки.
Партийное начальство упорно уничтожало и следы Покровской церкви, привлекая для этого дружинников и милицию, которые «отучили» собираться верующих. Сейчас на месте храма остатки фундамента, чудом сохранилось несколько яблонь церковного сада, пара старых крестов, да могила священника, которую пытались разграбить армяне. Не получив согласия, озлобленные мародеры сбили текст на памятнике и сейчас не прочтешь имя похороненного там священника. Села Гребени тоже не стало.
В 2010 году здесь установили поклонный крест, на табличке которого, видимо, по незнанию написано, что храм уничтожен «местной советской властью». Тот, кто в наши дни заполнял табличку, слабо представляет реалии советского времени. Ни один местный партийный и советский руководитель без отмашки первого секретаря обкома не мог решиться на взрыв или разборку культового сооружения.
Взрыва храма в башкирском обкоме показалось мало, и в конце 1960-х трассу на Янаул и Нефтекамск отвели в сторону от старого тракта. Одновременно увели её от марийских священных рощ. Затем из-за целенаправленного отсутствия ремонта рухнул мост через Бирь и путь из Бахтыбаевского сельсовета в город стал вдвое длиннее. Позднее и мощеную дорогу от Бирска до Гребеней, шедшую через разрушенный мост, разобрали – чтобы не было соблазна чинить переправу, а горожанам ходить к святому месту короткой дорогой, преодолевая реку по уцелевшим сваям.
В наши дни люди, проезжающие по старому тракту, нередко останавливаются у святого места. Партийным бонзам из Башкирского обкома так и не удалось стереть народную память о Покровском храме, а потуги атеистов оказались напрасными.
Заслуги для министра
По свидетельству очевидца взрыва Бориса Прилуцкого, сына председателя колхоза «Урал» с 1953 по 1966 годы Эрика Прилуцкого, при взрывных работах в 1967-м присутствовали первые секретари горкомов КПСС и ВЛКСМ. Дело-то политическое! Но главное, инициаторами взрыва должны были выглядеть местные власти, непременно из числа русских по национальности, чтобы «товарищ» Нуриев оказался вне подозрений. Осторожен был Зия Нуриевич, далеко смотрел…
Возглавлявший ранее колхоз «Урал» Эрик Прилуцкий скончался в 1966 году. Бывший председатель был хорошо известен в республике. Именно он вывел отсталое хозяйство в число передовиков, о чем не раз писала пресса и, пока был жив, не разрешал разрушать Гребенской храм. Требовал, чтобы всё было по закону и с этим даже Нуриеву приходилось считаться. А когда строптивого председателя не стало, на его место поставили покладистого Михаила Хахалкина, устранив последнее препятствие.
Пост главного партийного начальника города и района тогда занимал Борис Фокин, направленный сюда Нуриевым из Нуримановского района. Отличительной чертой назначенца было рвение при выполнении поручений своего патрона, в том числе таких грязных, как уничтожение уникального храма. Неспроста четыре созыва подряд с 1963 по 1979 годы «товарищ» Фокин сидел в Верховном совете БАССР и даже ездил делегатом на XXIII съезд КПСС в 1966 году.
Заслуги Бориса Ивановича не забыли, и 4 марта 1970 года назначили министром топливной промышленности БАССР. Он получил квартиру в номенклатурном доме в центре Уфе и все полагавшиеся льготы, и привилегии.
Несмотря на громкое название, минтоп БАССР не имел отношение к нефти и газу, а занимался изготовлением саней, телег, тары, а также реализацией брикета и дров населению. Жившие тогда в частном секторе люди прекрасно помнят мучения с приобретением топлива для личных нужд. Не секретом было повальное пьянство в башкирских райгортопах, когда даже оплаченные дрова не давали вывезти без бутылки-другой. Пильщики, выдававшие дрова, нередко были бывшим зеками или просто асоциальными типами и умудрялись пропивать часть казенного леса.
Причина подобного явления, помимо низкой зарплаты рабочих и тяжелых условий труда, заключалась в том, что за обеспечение населения дровами никто не спрашивал. Поэтому у министра не было особых забот, не считая пьяных мордобоев в его конторах, которые время от времени там случались.
В начале 1976-го Бориса Ивановича в 54 года тихо отправили на персональную пенсию. Другую должность не предложили – Фокин был чужим для нового руководителя региона Мидхата Шакирова, терпевшего его из обязательств перед своим предшественником.
Атеистический террор
Первым секретарем бирского горкома комсомола в 1967-м состоял Петр Караваев, сын зампреда райисполкома Дмитрия Караваева и устраивавший в то время настоящий атеистический террор.
Карьерный рост юноши походил на серию прыжков вверх по крутой лестнице. Двадцати трех лет отроду 5 февраля 1965 года недавний выпускник вуза становится не только членом горкома комсомола, но и членом его бюро, а уже 16 октября первым секретарем, хотя до того не входил даже в комсомольский актив города. Затем молодого человека избирают членом горкома партии, обкома комсомола и депутатом горсовета, а 18 февраля 1969 года последовал новый взлет — перевод в Башкирский обком ВЛКСМ, где 26 апреля парня утвердили завотделом студенческой молодежи, что, впрочем, неудивительно. Зия Нуриевич хорошо знал его отца ещё с довоенных времен, когда тот трудился председателем Белокатайского райисполкома. Любил заезжать к Дмитрию Михайловичу в Бирск при поездках в родную деревню. Кто же посмеет ставить палки в колеса сыну папы с такими связями?
Однако через полтора года карьера Петра неожиданно рухнула. Дело в том, что возглавляемый им отдел, курировал республиканский штаб студенческих строительных отрядов. Устав ССО требовал соблюдение «сухого закона» во время трудового семестра. Но 19 июля 1970 года в Иглинском районе в отряде «Испытание» погиб студент УАИ Олег Якубенко, упав ночью пьяным с угнанной им лошади. Гулянку с ящиком вина организовали командир и комиссар отряда, кандидатуры которых, согласовали в штабе ССО.
Шум был на всю страну, о ЧП писала пресса. При этом выяснилось, что стройотрядовцы крепко пили не только в злополучном «Испытании». В том же районе «отличился» отряд «Дружба», где за вечер осушили бочку пива! А он был «интернациональным» и наряду с уфимскими студентами в его составе были юноши и девушки из ГДР, которые тоже приняли активное участие в «пенной вечеринке». А если бы там произошло смертельное ЧП?
Дело приняло очень нехороший оборот. Из ЦК ВЛКСМ примчались замзавотделом комсомольских органов Геннадий Митрофаненко и ответорганизатор Алексей Саяпин, собирали бюро обкома комсомола, потом пленум. К делу подключилось и бюро Башкирского обкома партии.
Правда, сам Караваев, по воспоминаниям бирян, вел трезвый образ жизни. Но Москва настояла, чтобы кроме стрелочников наказали и начальство. Так перспективный Петр Дмитриевич потерял свой пост. Он ещё легко отделался, а мог и без партбилета остаться.
Но совсем пропасть Петру не дали. Его отец хоть и ушел из райисполкома, но занял солидный пост директора бирской станции искусственного осеменения, имел звание «почетного гражданина города» и сохранил нужные связи. Чадо устроили 27 февраля 1971 года председателем колхоза имени Ленина в Кусекеево, а в 1975-м он стал директором опытного хозяйства в Старобурново, о чем и написано на сайте бирской школы № 3, которую окончил Петр Дмитриевич, в разделе «Наши ученики – наша гордость».
Говорят, у каждого времени свои герои. Но сейчас и время другое, а соучастник взрыва Покровской церкви остался «гордостью». Хотя, знавшие Петра люди вспоминают, что был он, в общем-то, неплохим парнем. Но юноша явно страдал атеистическим психозом, когда в конце 1960-х под его руководством в школах организовали конкурсы антирелигиозных частушек, принудительные коллективные просмотры фильма «Тучи над Борском», а горкомовцы вставали в оцепление у Михайло-Архангельского храма, не пуская молодежь и детей в церковь.
Методами спецслужб против марийских детей
Упорное двоеверие мари, их регулярные «демонстрации» вместе с детьми от руин гребенского храма к священным рощам, не давали покоя партийным бонзам. Поэтому, для «окончательного решения марийского вопроса», нуриевский обком выписал из МАССР матёрого специалиста по «научному атеизму» и выявлению скрытых верующих среди детей, марийца по национальности, знавшего язык и обычаи народа.
Дети, как известно, самое уязвимое место в любой семье, поэтому они и были выбраны в качестве объекта для морального насилия над верующими.
Так в 1967 году в Бирске объявился Петр Голубкин, уроженец села Нур-Шари Сотнурского, ныне Волжского района Мари Эл, сыгравший мрачную роль в судьбе мари Башкирии.
В 1930-е Голубкин окончил Марпединститут и получил высшее образование, что было большой редкостью для коренного населения края. В годы «большого террора» уничтожили всю первую волну марийской интеллигенции, но Голубкин чудесным образом не пострадал, хотя в 1935-м его осудили «за нарушение правил Главлита к 3 месяцев ИТР».
В Бирске Голубкина устроили в местный пединститут. Он ещё выступал с лекциями по радио и в организациях, завел в «Победе» постоянные рубрики: «Для верующих и неверующих» и «В помощь учителям». Возглавил секцию научного атеизма в бирском обществе «Знание», организовал при горкоме «университет основ научного атеизма». Но это была внешняя сторона его трудов, приносивших, правда, весьма приличный дополнительный доход.
Главное, что сделал Голубкин, — установил жесткий надзор за учителями и учащимися в основном Бирского и Мишкинского районов. Всего им было охвачено 12 средних и 27 восьмилетних школ. Подобные полномочия ему могло дать только руководство Башобкома. Под «крышей» Нуриева Голубкин учинил «фронтальный» розыск религиозно настроенных детей, прежде всего марийской национальности. Для чего применил собственную методику, по которой в 1971 году защитил кандидатскую диссертацию по теме «Научно-атеистическое воспитание подростков (на материале V-VIII классов марийских школ)» в НИИ общей педагогики АПН СССР.
Если отбросить словесную шелуху, то в сухом остатке «научно-атеистического труда» обнаружится инструкция из трех пунктов. Сначала сплошное анкетирование для выявления «детей, подвергнутых религиозному влиянию». Затем «беседы»-допросы с колеблющимися или теми, кто не стал исповедоваться перед Голубкиным в анкете. И, наконец, визиты комиссий «атеистической общественности» в семьи строптивых детей с целью оказания морального давления на их родителей. В последнем случае, Голубкин похвастался тем, что ввалился незваным гостем в 597 только марийских семей.
Основным районом «оперативно-розыскной деятельности» воинствующего атеиста стали Гребени и окрестные села, где он обшарил всю округу. Высматривал, вынюхивал, заводил «задушевные беседы» с детьми, которые в своей диссертации рекомендовал как эффективный метод вызова ребенка на откровенность, если другие не помогают.
— В баженовской восьмилетней школе, где я училась в конце шестидесятых, тоже проводили анкетирование, — вспоминала бывшая жительница села Улеево, примыкавшего к Гребеням, Надежда Самойлова. – Как-то на последний урок вместе с завучем в класс зашел Петр Сергеевич. Раздал листки с вопросами, пообещав «непонятливым» «такие характеристики, с которыми вы навек останетесь скотниками и доярками в родном колхозе «Урал».
После заполнения анкет, школьников, кроме мари, отпустили, а оставшиеся заполняли ещё какие-то бумаги. Некоторых потом вызвали с родителями на педсовет, где вместе с представителями горкома комсомола и РОНО сидел Голубкин. Требовал «прекратить прогулки» к развалинам Гребенской церкви и священным рощам, угрожал лишением родительских прав «за религиозное растление детей».
Воспитание…ненависти в детях
Читая «труды» Голубкина поражаешься назойливому стремлению воинствующего атеиста забраться в души детей: почитают ли они духов предков, участвуют ли в похоронных и поминальных обрядах, в крестных ходах возле источника Гребенского храма, есть ли дома иконы, совершают ли родители моления в священных рощах и прочее.
Подобные методики тогда, вообще-то, открыто не публиковали. Почти все руководящие и методические материалы по вопросам религии имели гриф «для служебного пользования». Но по чьему-то недосмотру диссертация Петра Сергеевича и его публикации, оказались «открытыми» и мы смогли узнать о диких по современным меркам фактах. Так со страниц «Блокнота агитатора» Башкирского обкома в 1969 году автор отчитался, что у пяти процентов «обработанных» им детей, верующие люди вызывают «чувство ненависти».
Но анкетирование, допросы учащихся, шантаж на педсоветах стали всё чаще встречать отпор со стороны родителей, и они просто перестали пускать мракобеса на порог.
Партийные боссы разочаровались в научных силах атеизма и 25 сентября 1972 года Голубкин уволился из БГПИ, перебравшись в Елабугу в местный пединститут.
Но позднее объявился в Октябрьском, где стал руководить группой горкома КПСС «по научно-атеистическому воспитанию». Опекал в школах кружки «юных атеистов», усовершенствовав свою методику сыска и обратив внимание на младшеклассников.
— Известно, учащихся 3-4 классов не очень трудно вызвать на откровенный разговор, учителя довольно быстро узнают, в каких семьях есть верующие, — инструктировал он учителей перед августовским педсоветом со страниц «Ленинца» в 1983 году.
С началом перестройки Голубкин перекрасился в специалиста «по этнографии и истории дохристианских верований восточных марийцев». Но предавать забвению оперативно-розыскную деятельность этого «воинствующего атеиста» среди детей нельзя. Хотя бы для того, чтобы подобное не повторилось вновь.
Александр КОСТИЦЫН
