Уфимцам и гостям столицы Башкирии хорошо знакомо одно из самых красивых мест города — ледовый дворец «Уфа-Арена». Раньше здесь располагался стадион «Труд». Но мало кто из нынешних горожан знает, что в 1918 году в бараках бывшего 103-го запасного полка был организован концлагерь, в котором за колючей проволокой подвергались изощренным пыткам и истязаниям, томились, голодали и ждали своей участи около двух тысяч узников, в основном жителей столицы губернии. А создали в Уфе этот филиал ада чехословацкие легионеры.
Бравые солдаты швейки?
Переполнена была и уфимская губернская тюрьма, где чехи содержали еще примерно тысячу заключенных. Существовала в городе и сеть тайных «офисов» чешской контрразведки, точное число которых не известно до сих пор, потому что мало кто из узников этих застенков выжил.
Растянувшиеся через всю страну от Пензы до Владивостока части чехословацкого корпуса, эвакуировавшегося в Европу, подняли в мае 1918 года мятеж против Советской России. Незначительный эпизод — драку между венграми и чехами в Челябинске 14 мая — использовали как предлог для вооруженного выступления. Командование корпуса поначалу заявляло, что их цель — всего лишь выехать из России. Однако очень скоро чехословацкий корпус стал авангардом иностранной интервенции против нашей страны. Пятого июля чехословаки под командованием Станислава Чечека, а также сформированные с их помощью отряды Народной армии вступили в Уфу.
Перед захватом города агенты интервентов усиленно распространяли среди уфимских обывателей слухи о том, что цивилизованные и высококультурные чехи принесут покой и порядок. Но почти сразу чехословаки развернули террор, который историки впоследствии назовут белочешским. Приказом коменданта Ребенды в Уфе установили комендантский час. Все собрания и митинги строжайше запретили.
Свирепствовали следственные комиссии, которые с пристрастием допрашивали сотни людей, имевших какое-либо отношение к деятельности Советов или боевых дружин народного вооружения – БОНВ, состоявших из убежденных сторонников Советской власти. Отряды были хорошо вооружены и организованны, представляя собой реальную силу уфимского подполья.
Интервенты широко практиковали доносы, за которые щедро платили. Фактическим хозяином города стала чешская контрразведка.
После того, как уфимская тюрьма переполнилась, оккупанты создали на Центральной улице (ныне улице Ленина) в бараках бывшего 103-го запасного полка концентрационный лагерь. Людей арестовывали и убивали по малейшему поводу, а часто и без повода. В опубликованных после гражданской войны воспоминаниях очевидцев приводятся многочисленные факты разнузданных расправ над уфимцами белочехами и их добровольными помощниками из числа правых эсеров и меньшевиков.
— Кочегара железнодорожных мастерских Павлушина застрелили только за то, что на приказание развести через 15 минут пары на паровозе он ответил, что паровоз — не самовар, — рассказывал нам Борис Шаболин, начальник отдела кадров и по совместительству, хранитель музея Уфимского ТРЗ — бывших уфимских железнодорожных мастерских, крупнейшего в начале прошлого века предприятия города. — Зверски, до полусмерти, избили шомполами машиниста Карташова. За что? А просто так! Попался чехам под руку.
Убийства и избиения ни в чем не повинных людей, прежде всего рабочих, стали в Уфе рядовыми ежедневными явлениями. А первое время в городе почти повсеместно шли погромы и расправы над неугодными оккупационным властям людьми.
Под охраной чехов и при их непосредственном участии банды погромщиков из числа лавочников, трактирщиков, базарных торговок и всякого отребья терроризировали уфимцев.
По нескольку дней на улицах лежали изуродованные трупы растерзанных людей, которых чехи, в целях устрашения населения, запрещали хоронить.
— Эсеры и меньшевики под охраной интервентов мстили всем сочувствующим советской власти, — говорит кандидат исторических наук, доцент БГПУ Андрей Алдашов. — Причем такие расправы происходили везде, где чехословакии устанавливали свою «демократическую» власть.
Даже уфимская меньшевистская газета «Голос рабочего» 17 июля 1918 года признала, что в городе «начало развиваться погромное движение».
— Людей, будь то рабочие или служащие, хватали на улицах, в домах, на работе, — пишет в своих воспоминаниях житель Уфы, подпольщик в годы чехословацкой оккупации Иван Шеломенцев. — Они попадали в застенки контрразведки. Их сажали в тюрьму, заключали в концентрационный лагерь.Казалось, что наступила темная страшная ночь.
В концлагере, уфимской тюрьме и контрразведке безостановочно работал страшный конвейер пыток и казней. Каждый день от рук оккупантов и их подручных гибли узники. На место казненных людей за решетку бросали других арестованных.
Массовые расстрелы чехи и их помощники производили и в других городах уфимской губернии: в частности, во втором по величине городе — Стерлитамаке. Две ночи 28 и 29 сентября 1918 года там производились массовые казни без суда и следствия истерзанных пытками людей.
Любопытно, что легендарный Василий Чапаев в августе 1918 года сумел поквитаться с «завоевателем» Уфы Станиславом Чечиком. Ему удалось не только остановить продвижение белочехов вдоль Волги в сторону Царицына, но и разгромить трехтысячный отряд интервентов.
Пленных красные не брали, так как знали, что «цивилизованные» европейцы расстреливали даже раненых.
— В результате ни один солдат противника не спасся, — писал участник того боя Иван Кутяков.
Разгром, учиненный Чапаевым, произвел на «командующего Поволжским фронтом народной армии «КОМУЧа» Чечика такое впечатление, что тот отбыл во Владивосток и больше на фронт с Красной армией не совался.
На фоне «азиатских жертв»
Уже после окончания гражданской войны бывшие чехословацкие легионеры постарались откреститься от расстрелов и пыток и заявляли, что чуть ли не «сеяли доброе и вечное» в нашей стране. Правда, оружие против мирных людей эти «святоши» применяли не раздумывая.
— Это обыкновенная для части европейцев практика двойных стандартов, — констатирует Павел Егоров, кандидат исторических наук. — Таких примеров можно привести сколько угодно. Взять хотя бы отрицание поляками факта целенаправленного и сознательного уничтожения пилсудчиками голодом и бесчеловечными условиями десятков тысяч пленных красноармейцев в своих концлагерях и в и тоже время раздуваемое ими «катынское дело».
В архивах и интернете без труда можно найти десятки фотографий чудовищных расправ «высококультурных» чехословаков над гражданами новой России. Любили палачи из цивилизованной Европы и позировать на фоне своих «азиатских жертв».
А 26 июля 1918 года в Уфе от имени чехословацких войск было выпущено специальное заявление, в котором чешское командование предупредило уфимцев, что «любое выступление против нас будем жестоко подавлять военной силой, не останавливаясь ни перед чем». И интервенты не останавливались…
Добродушных и глуповатых «солдат Швейков» среди них не было.
После оккупации Уфимской губернии отряды белочехов и их местных союзников, а это были оренбургские казаки, всякий эсеро-меньшевистский сброд и башкирские отряды Ахмеда Валидова, рассыпались по территории губернии для реквизиций ценностей, продовольствия и фуража.
Это про деяния «валидовцев» пишет в своих мемуарах советский историк, профессор, уроженец Белорецка Андрей Кучкин: «Буржуазные националисты организовывали налеты на русские селения, в том числе на Узян, Кагинск и Авзяно-Петровск. Бандиты врывались в поселки, открывали стрельбу, убивали мирных жителей, насиловали женщин, грабили».
Но тон задавали чехи. Не случайно именно в то время и родилась знаменитая песня:
На нас напали злые чехи,
Село родное подожгли.
Отца убили в первой схватке,
А мать живьем в костре сожгли».
Одним из главных очагов сопротивления чехам на территории нашего края стал Белорецк, от которого начался знаменитый рейд — уральский «железный поток» во главе с будущим маршалом Василием Блюхером. А ведь этот город стоит далеко в стороне от Транссиба и не мешал эвакуации чехословацких войск.
Для дискредитации Блюхера чехи усиленно распускали слухи, что он — немецкий генерал, нанятый Совнаркомом за огромные деньги. Да что там Белорецк, на захват и грабеж которого интервенты и белогвардейцы бросили даже специально сооруженный ими узкоколейный бронепоезд, если банды «цивилизованных» чешских мародеров добрались до далекого Баймака. А это уже совсем рядом с казахскими степями. Что они там искали? Неужели новые пути на свою родину? Да нет, просто грабили. Баймак был районом золотодобычи.
Но баймакские рудокопы с боем прорвались из окружения и вывезли с собой всё добытое золото для передачи молодой советской республики.
Из России убираться чехословаки не торопились и засиделись эти незваные гости в нашей стране до осени 1920 года. Да ещё пытались расходы по своей транспортировке на родину возложить на Советскую Россию. По опубликованным сведениям бывшего заместителя министра финансов в правительстве Колчака Владимира Новицкого, добыча легионеров в России составила 63 миллиона золотых рублей. Громадные для того времени деньги.
Европейский «креатив»
Легендарной личностью за полгода чехословацкой оккупации стал 22-летний уфимский парень Якуб Ахметов. Сын сторожа и уборщицы в доме губернатора, он без колебаний встал на сторону революции. Якуб входил в руководство подпольной организации, созданной губкомом партии. Им и его соратником Никитиным были сформированы интернациональные отряды дружинников общей численностью около 300 человек. Это была, в основном, рабочая молодежь города.
Якуб был очень находчив. Ему поручались самые ответственные и дерзкие операции. Именно дружинникам Ахметова и Никитина удалось в августе 1918 года разгромить охрану ещё одного концлагеря, где в бесчеловечных условиях томились 2,5 тысячи заключенных — военнопленных Первой мировой войны. Этот лагерь находился на месте нынешнего микрорайона Молодежный за территорией тогдашней психбольницы губернского земства на Владивостокской улице в Уфе. Впоследствии лечебное учреждение стало республиканской психиатрической больницей.
Интервенты и белые пытались голодом и издевательствами склонить узников-немцев на свою сторону и направить их на фронт против Красной армии. Причем, к обычным пыткам чехи добавили свой европейский «креатив»: время от времени разрешали сердобольным уфимским женщинам подходить к колючей проволоке для передачи заключенным хлеба и одежды. А потом под гогот своих соплеменников хлестали уфимок плетками, гоняли по округе, называя это «забавой». Жители города должны быть благодарны уфимскому парню Якубу Ахметову, который не только прекратил эти зверские «забавы», но и воздал по заслугам забугорным садистам.
Но в 1993 году в Уфе улицу, носившего имя героя, отдавшего в апреле 1919 года жизнь за лучшее будущее народа, переименовали в честь однофамильца — композитора. Тогда же исчез Якуб из республиканских государственных СМИ. Как будто его никогда и не было. Не в чести стали интернационалисты в рахимовской Башкирии.
Поезда смерти
Формально при чехах власть в Уфе принадлежала «демократическим» эсеро-меньшевистским властям. Но реальной силы они не имели и держались на чешских штыках. А 23 сентября 1918 года в Уфе создали временное всероссийское правительство, больше известное как «Уфимская директория».
Однако буквально через две недели — 9 октября — директория в связи с начавшимся наступлением Красной армии бежала из Уфы в Омск. Красная армия неудержимо приближалась к Уфе.
Интервенты стали снаряжать «поезда смерти», в которых перевозили в Сибирь узников уфимского концлагеря и тюрьмы на Центральной.
— Жуткую картину представляли собой колонны заключенных, когда их вели по улицам города к вокзалу, — писал Иван Шеломенцев. — Оборванные, изможденные, голодные они вызывали сострадание и гнев. В тот день отправлялось около тысячи человек.
Родственникам и знакомым удавалось выкупить некоторых узников у тюремщиков. В коммерческой жилке чехи могли дать фору кому угодно. Брали сало, самогон, табак, не брезговали ни чем, что представляло какую-нибудь ценность. Торговались, как работорговцы на невольничьих рынках.
Части заключенных удалось бежать при погрузке в вагоны, некоторых буквально отбили у охраны родственники. То тут, то там возникали самые настоящие стихийные рукопашные схватки. Чехи, не раздумывая, применяли оружие против безоружных людей.
Оборону Уфы держали в основном чешские части. Но против окрепшей Красной армии эти мародеры оказались никудышными вояками. А 4-й чешский полк под командованием полковника Швеца, полностью деморализованный и потерявший боеспособность, был вообще выведен в тыл и разоружен.
Поздним вечером 30 декабря 1918 года конная разведка 26-й дивизии Красной армии стремительно ворвалась в город. Интервенты в спешке покинули Уфу. Первым делом разведчики бросились к городской тюрьме и концлагерю на Центральной и освободили всех тех, кого чехи не успели казнить или вывезти. На следующий день в город вступили основные части 5-й армии. В городе был организован сбор средств для освобожденных узников, открыта лечебница. Судьба увезенных в Сибирь людей по большей части трагична. Не многим из них довелось выжить и вернуться домой.
— До середины 1918 года в Уфе и уфимской губернии было сильно влияние меньшевиков и особенно правых эсеров, — рассказывает кандидат исторических наук, доцент УГАТУ Наталья Бибакова. — Но во время чехословацкой оккупации эти «демократы» повели себя, как чужаки и отъявленные разбойники, настроив против себя подавляющую массу населения. Страшась возмездия за свои преступления, большая часть из них сбежала вместе с чехами в Сибирь.
От избытка цивилизованности и культуры
Несколько лет назад мне довелось побывать в старом двухэтажном доме постройки конца 19-го века на улице Свердлова (до революции Малая Казанская), в котором располагался один из тайных «офисов» чешской контрразведки в Уфе.
— В квартире, в которой сейчас мы живем, в 1918 году жил ещё мой дед Михаил с семьей, — рассказывал жилец дома пенсионер Сергей Сыртин. — Дом располагался в тихом неприметном месте в центре города, был телефонизирован, что было большой редкостью в Уфе, и видимо, этим привлек внимание оккупантов. После прихода чехов всех жителей без объяснения причин в одночасье выселили из квартир и поставили у подъезда часового.
То, что в этом доме несколько месяцев истязали и убивали людей, жильцы узнали только после бегства интервентов. Глубокий глухой подвал был разделен чешскими контрразведчиками на камеры-клетушки. Там уже никого не было, но стены и пол были в рыжих пятнах засохшей крови, а на полу — стреляные гильзы.
Сколько было загублено наших сограждан в таких подвалах чешской контрразведки, сейчас уже не установить: «цивилизованные» садисты умело заметали кровавые следы. Попал в сети контрразведки и Якуб Ахметов. Его подвергли жестоким пыткам. И только невероятный артистизм, мужество и находчивость позволили выскользнуть живым: Якуб прикинулся бестолковым подростком, а чехам и в голову не пришло, что 15 дней у них в руках был начальник уфимской боевой дружины.
А вот ещё один незаслуженно забытый факт. Во время оккупации Уфы колчаковцами в 1919 годы чехословацкие контрразведчики снова вернулись в наш город и продолжили свою кровавую «работу». Но не одни. В те же месяцы в Уфе стала хозяйничать ещё и польская(!) контрразведка. А ляхи, что у нас потеряли?
— И каждая контрразведка расстреливала, — вспоминали после окончания гражданской войны на страницах главной газеты Уфимской губернии «Власть труда» очевидцы тех событий.
…В столице Чехии Праге местные гиды с профессионально поставленной дрожью в голосе рассказывают заезжим туристам о том, как 16 января 1969 года местный студент Ян Палах сжег себя на Вацлавской площади, протестуя против ввода войск стран Варшавского договора в Чехословакию. Что ж, каждая человеческая жизнь бесценна. Но, когда я поинтересовался у такого экскурсовода, известно ли ему об организованных в 1918 году чехословацкими войсками концлагерях и пыточных офисах в Уфе и режиме свирепого террора, то в ответ услышал, что он ничего об этом не знает и вряд ли подобное могло иметь место, поскольку чехи — цивилизованная и очень культурная нация.
Что ж, видимо от избытка цивилизованности и культуры эти «братушки» убивали, истязали и грабили уфимцев и других жителей тогдашней Уфимской губернии и развязали в нашей стране кровопролитную гражданскую войну. А нам, ныне живущим, нельзя забывать об этих мрачных и трагических страницах нашей истории.
Евгений КОСТИЦЫН