Любая война неизбежно приносит тяготы и лишения мирным жителям, особенно если те попадают в зону боевых действий. Но во время Великой отечественной войны в Кигинском районе Башкирской АССР, находившемся далеко от линии фронта, произошла рукотворная трагедия. Причиной её была не жестокость фашистских захватчиков, а коррупция и бездушие местного начальства, буквально отправившего на смерть детей и стариков.
«Кусинское дело»
За время войны из Башкирии в РККА было призвано более 700 тысяч человек. На местных властях лежала обязанность заботиться о семьях бойцов и командиров Красной армии, для чего Советское государство выделяло деньги, продукты, одежду и обувь. В целях контроля предусматривалась соответствующая отчетность в вышестоящие органы. Правда военная цензура вела собственное наблюдение, контролируя содержание писем на фронт, и знала истинное положение дел в каждой местности.
В разгар войны в Кигинском районе реальную власть захватили два человека: председатель райисполкома Гадельша Сулейманов и его зам по гособеспечению и бытовому устройству семей военнослужащих Самигулла Валиев, которые стали вести себя как средневековые баи. Им покровительствовал первый секретарь райкома ВКП (б) Мухтасар Латыпов. Глядя на районное начальство, совершенно потеряли совесть некоторые председатели колхозов и главы сельсоветов.
Положение с материальной поддержкой семей фронтовиков в районе было очень сложное, тем более, что большинство семей являлись многодетными. Тратить на них продукты, организовывать надомный труд для жен военнослужащих, как того требовал закон, местечковым чинушам не хотелось. Поэтому они решили выпроводить наиболее многодетные и остро нуждающиеся семьи фронтовиков из Кигинского района в город Кусу Челябинской области на местный машиностроительный завод.
Второго января 1944 года Сулейманов заключил договор, который со стороны челябинского предприятия подписал человек, не имевший на это доверенности. Прокуратура БАССР в последствие расценила соглашение как «незаконное».
На другой день после подписания договора, Сулейманов «обязал строжайшим письмом председателей сельсоветов и колхозов, под их личную ответственность, выделить из числа наиболее многодетных и остронуждающихся семей фронтовиков 150 семей и вместе с детьми направить их в гор. Кусу для работы на Кусинском з-де». Срок «депортации» чинуша установил в 7 дней.
Всего выдворили 130 семей военнослужащих, в числе которых было 500 детей. Выселение людей происходило методом грубого администрирования и сопровождалось угрозами, вплоть до примения оружия.
— Несмотря на ненастную погоду – мороз и буран, отъезжающие семьи теплой одеждой обеспечены не были, — читаем в прежде «совершенно секретной» записке прокурора Башкирии Федора Баринова в обком и совнарком Башкирии. — Дети перевозились в санях без теплой одежды, завернутые в рваные одеяла и различное тряпье. Истощенные длительным недоеданием взрослые и часть детей всю дорогу до гор. Кусы шли пешком, падая на снег от усталости и истощения.
Продукты питания были либо не выданы, либо это были непригодные суррогаты. Не дали им и сопровождающих.
Путь в Кусу – около 100 километров сопровождался гибелью детей и взрослых.
— У трупа мальчика Султановой собаки отъели правую руку по плечо, а также выели правое легкое, — снова читаем документ Башпрокуратуры. – Мать в/служащих, 70-летняя старуха Абдуллина Нафика была направлена в Кусу в сильно истощенном состоянии. В пургу, будучи плохо одетой, простудилась и при резком истощении организма, умерла от воспаления легких.
Перечислены в докладной записке и другие ужасающие факты этого «марша смерти», в том числе гибели и обморожения детей.
Когда кигинцы, наконец, прибыли в пункт назначения, выяснилось, что завод их не ждал, тем более с таким количеством детей. Из-за отсутствия жилья предприятие не смогло принять и разместить прибывшие семьи.
Люди оказались в безвыходном положении. Документов у сельчан не было, русский язык они не знали. Поэтому их не брали и на другую работу. Из-за большой завшивленности колхозников не пускали на квартиры – хозяева боялись «сыпняка», который передавался насекомыми. Несколько страшных январских дней и ночей кигинцы провели в сараях или под открытым небом.
Ничтожные запасы продуктов и деньги кончились, а те, что выдал завод «были частично присвоены некоторыми лицами», то есть разворованы. Начался обратный исход…
Небольшой части прибывших семей, все же, удалось зацепиться в Кусе, найти жилье и устроиться на работу, но тут вмешалась местная милиция и потребовала от людей, не имевших прописки,в 24 часа покинуть город. Шла война и режимные мероприятия были строгие.
— Трудоустройство семей фронтовиков на Кусинский завод превратилось по существу в факт грубейшего издевательства над семьями фронтовиков, — делает вывод прокурор республики Баринов.
Рабовладельцы с партбилетами
В Башкирском обкоме знали о «депортации» людей из Кигинского района, но мер не принимали до тех пор, пока не поступил запрос из ЦК ВКП (б), а делом не занялась республиканская прокуратура. Каким-то образом кигинцам удалось переправить свои жалобы в первопрестольную, резонно полагая, что правду на месте они не найдут. Первому секретарю Башкирского обкома партии Семену Игнатьеву пришлось самому готовить ответ в ЦК.
Прокуратура БАССР дотошно и оперативно проверила соблюдение законодательства о поддержке семей военнослужащих в Кигинском районе и, помимо, незаконной отправки колхозников в Кусу выявила другие многочисленные факты произвола, беззакония и воровства казенных средств. Она же установила реальных «местечковых» хозяев – Сулейманова и Валиева.
Выяснилось, что вместо организации рабочих мест для семей военнослужащих, возможности для которой в районе были, кигинские начальники стали на путь подлога и фальсификаций, сообщая в вышестоящие органы лживые сведения о количестве трудоустроенных.
Так, например, в отчете от 12 января 1944 года в обком и совнарком Латыпов и Сулейманов в радужных красках писали о трудоустройстве и благополучном житье в Саткинском леспромхозе 200 кигинских семей, тогда как проверка прокуратуры установила лишь 49 трудоустроенных семей — голодных и завшивленных. Из 228 детей и взрослых там страдали дистрофией или опухли с голода 132, а несколько человек уже скончались.
Такие же факты были выявлены и в других местах трудоустройства. Причем, денег людям за выполненную работу не платили, продукты не выдавали. Это был рабский труд в чистом виде. И даже присутствие уфимских прокуроров не оказало на местных чиновников никого впечатления.
Дело в том, что кигинские феодалы имели партбилеты, а исключить их из партии, снять с должности и дать санкцию на возбуждение уголовного дела мог только райком ВКП (б).
А у первого секретаря райкома Мухтасара Латыпова, к тому же, была «крыша» в лице второго секретаря Башкирского обкома Галимзяна Валеева, который, по словам Зии Нуриева «в угоду приятельским отношениям защищал слабого работника».
Поэтому сотрудники республиканской прокуратуры с привлечением медиков провели собственное обследование семей военнослужащих Кигинского района.
Выводы были удручающими: «Подавляющее большинство семей фронтовиков живет в исключительно тяжелых материально-бытовых условиях. У многих семей дети из-за отсутствия белья и одежды сидят буквально голые. Дети школьного возраста по этой же причине не посещают школу. Семьи никаких запасов продовольствия, хлеба, овощей и прочих продуктов питания совершенно не имеют и питаются суррогатами пищи».
Выявили многочисленные факты дистрофии и опухания, голодных смертей. Участвовавшие в проверке медики сделали однозначный вывод: если не принять срочные меры, то «следует ожидать нарастающее число смертей на почве голода в самые ближайшие дни».
При этом продукты в районе для этой категории граждан были, и имелась возможность помочь людям. Требовалось только соблюдать закон. Но те же самые Сулейманов и Валиев, о бездушии которых написано в официальном прокурорском документе, превратили Кигинский район в свою вотчину. Многочисленные заявления жен и родителей фронтовиков о помощи они игнорировали.
Во время проведения проверки, военная цензура передали в прокуратуру БАССР письма граждан из Кигинского района, отправленные родным на фронт, которые нельзя читать без содрогания.
Марьям Закирова из колхоза «Янги-Батыр»: «Если ты папа скоро не приедешь домой, мы помрем с голода. Мама болеет, живот у неё стал как доска, спина в синяках».
Бика Яппарова из деревни Кульметово: «Кушать ничего нет. Дед Гирфан и Оскар умерли с голода».
Миниахмат Багаутдинова из деревни Арсланово: «Картошки нет. На трудодни ни грамма не получили. Многие зарезали коров и съели. Живем очень мучительной жизнью».
«Душите своих детей»
Помощью семьям фронтовиков должен был заниматься отдел по гособеспечению, глава которого Валиев «на протяжении всего 1943 года работал в обстановке грубого издевательства над отдельными семьями фронтовиков», выгонял из кабинета, не рассматривал их жалобы и обращения.
После снятия с должности в его столе обнаружили 325 незарегистрированных заявлений.
Любил изощренно издеваться: «Зачем ты Зарипова народила столько детей как кошка»?
После этого доведенная до отчаяния женщина зарезала свою кошку и накормила ей детей.
Особо настырным клеветал на их близких-фронтовиков: «Уходи, Сахаутдинова, твой муж не в армии, а в тюрьме» или «мы тебя, Евстигнеева, вычеркнули из списка, твой муж изменник родины» и так далее.
Матери троих детей Шаровой предложил …задушить собственных детей.
Прокуратура республики выдели в отдельное производство дело о смерти матери фронтовика Ювенальевой, которая от отчаяния пыталась покончить жизнь самоубийством, потом скончалась в лесу от голода, а её труп растаскан собаками. Во время расследования выяснилось, что Валиев знал о попытке самоубийства женщины и о том, что она лежит при смерти в лесу, но никаких мер к спасению не принял.
Совнарком Башкирии снял Валиева с должности, но на его защиту встали Латыпов и Сулейманов, тут же назначившие его «зав. райпланом и отделом по мобилизации раб. силы». Даже прямое указание обкома партии рассмотреть вопрос о партийной принадлежности чинуши не рассматривалось райкомом вплоть до самого его ареста.
Нужно отдать должное работникам прокуратуры республики, разворошившим коррупционное гнездо в Кигинском районе. Под суд тогда угодила целая группа «руководящих» жуликов из сельпо, райпотребсоюза, отдела по гособеспечению и райторга. Самигулла Валиев только по делу Ювенальевой получил 10 лет лишения свободы.
Примечательно, что ещё в декабре 1943 года после проверки Кигинского райсуда Наркомюстом Башкирии за «антипартийные действия» и «кроховорство-взяточничество», а именно так написано в партийном протоколе, исключили из ВКП (б) и сняли с должности местного судью Кубру Рафикову. Кубра Кагармановна попалась на взятке 8 килограмм муки.
Учитывая выявленные факты «бесчеловечного отношения к семьям фронтовиков в Кигинском районе», прокурор республики предложил первому секретарю Башкирского обкома Семену Игнатьеву в своей докладной записке от 9 февраля 1944 года провести специальное заседание бюро обкома, посвященное ситуации в Кигинском районе.
В постановлении бюро обкома от 10 февраля и, особенно, в письме секретарю ЦК ВКП (б) Георгию Маленкову той же датой Игнатьев постарался сгладить наиболее острые моменты произошедшего в Кигах.
Сняли председателя райисполкома Сулейманова и первого секретаря райкома партии Латыпова. Для выправления ситуации командировали в Киги ответственных работников обкома и правительства, выделили продукты, одежду и дрова, занялись ремонтом жилья фронтовиков. Руководителем Кигинского райкома ВКП (Б) стал Зия Нуриев, который в своих мемуарах писал о поразивших его трупах людей, лежавших вдоль дороги в Киги, когда он ехал принимать дела.
…Почти 80 лет прошло со времени тех трагических событий. В райцентре Кигинского района сейчас работает добротный историко-краеведческий музей. Как и по всей стране в Кигах отмечают праздники Победы и чествуют ветеранов. Но, как мы выяснили, драма 1944 года в музее никак не зафиксирована. Даже его директор Рим Миргалин, когда мы ему позвонили, оказался «не в курсе» деталей произошедшего. Правда, у нас возникло ощущение, что в Кигах не заинтересованы, чтобы кто-то капался в трагедии тех лет. Поэтому мы обратились в Национальный архив республики, сотрудники которого ознакомили нас содержимым «Особой папки» Башкирского обкома ВКП (б) военной поры.
Читая пожелтевшие от времени документы обкома партии и прокуратуры республики, начинаешь физически ощущать трагизм произошедшего. Поражаешься низости уволенных кигинских чиновников и терпению семей фронтовиков, понимаешь, как непросто было работникам Башпрокуратуры в официальных документах беспристрастно рассказать о голоде и смертях детей и стариков, чванстве местных баев, потерявших остатки совести.
По личным правкам в документах наглядно видно, как изворачивался первый секретарь обкома Семен Игнатьев, готовя ответ в Москву секретарю ЦК Георгию Маленкову. Многое становится понятно при чтении документов зимы 1944 года.
Александр КОСТИЦЫН