Почти восемь десятков лет прошло после окончания Великой Отечественной войны, побочным следствием которой стало появление разного рода мифов.Так популярной в Башкирии стала легенда о каждом третьем самолете и танке Красной Армии, якобы, заправленных нашей «горючкой». Особенно любят говорить о ней поэты и писатели. Повторяют эту легенду местные ученые мужи и дамы, приводя в качестве аргумента не документы, а сомнительный для ученых довод – «общеизвестно». Мифы, помимо того, что являются ложью, подменяют собой реальные трудовые подвиги башкирских нефтяников и нефтепереработчиков, умоляют вклад тружеников других регионов бывшего СССР.
О высоких технологиях приходилось только мечтать
Кто конкретно запустил небылицу установить сейчас сложно. Поэтов и писателей, подхвативших её, можно где-то понять, учитывая творческие особенности их натуры и склонность к преувеличению. Правда исторические факты не должны подменятся вымыслами. Ряд авторов ссылается на Николая Байбакова, работавшего в годы войны сначала зам.наркома, а за полгода до Победы возглавившего Наркомнефть СССР. Но и он напрямую не утверждал подобное, хотя вопросов по «Второму Баку» при чтении мемуаров Николая Константиновича у специалистов возникает не мало.
Поэтому мы решили обратиться к рассекреченным документам ГКО и Башкирского обкома ВКП (б). Государственный комитет обороны давал поручения по добыче нефти и производству горючего, а обком партии отчитывался перед Москвой о выполнении директивных указаний.
В годы войны переработкой нефти в БАССР занимались Уфимский НПЗ и Ишимбайский комплекс, состоявший из трех предприятий и имевший мощность примерно в полтора раза меньше уфимского.
Причем, судя по документам, в Уфе производили авиационный и автомобильный бензин, немного керосина, мазут, а также толуол. Ишимбай специализировался на поставках не конечного продукта, а промежуточного сырья для уфимского и двух московских заводов: бензинового дистиллята, нафты и пиролизного сырья. Выпускался там ещё толуол, мазут и в небольших количествах керосин, газобензин и лигроин.
За 1941-1945 годы в СССР добыли более 110 миллионов тонн нефти, 75 из которых дали бакинские нефтяники. Значительные объемы нефти пришлись также на нефтеносные районы Майкопа, Грозного, Дагестана, Казахстана и Средней Азии.
Вклад Башкирии, согласно официальным документам, оказался чуть более 5 миллионов тонн, а её доля во всесоюзной добыче «черного золота» составила 4,8%. Причем в разгар войны в 1943 году добыча нефти в БАССР драматически упала в два раза по сравнению с довоенным уровнем. И только беспрецедентные усилия союзных органов, значительные материальные ресурсы и лучшие научные силы, переброшенные в наш край, позволили переломить ситуацию. А главное, руководство нефтяной отраслью страны уверенно взял в свои руки сам Лаврентий Берия, которому удалось переломить ситуацию.
При этом качество добываемой на Кавказе нефти значительно выше башкирской. В ишимбайской нефти около 3% серы, а в бакинской всего от 0,04% до 0,2%. Тамошняя белая сураханская нефть, которую в документах ГКО называли «отборной», вообще не имеет себе равных в мире по качеству. Впрочем, и большинство кавказских нефтей характеризовались тогда официально, как «высокооктановые».
— Сера в нефти, это, по сути, серная кислота, которая безжалостно разъедает металл и портит оборудование, — пояснил нам Святослав Прокопюк, кандидат технических наук, бывший главный технолог УНПЗ, один из наиболее авторитетных нефтепереработчиков республики. — Такую нефть очень непросто перерабатывать и сейчас, а в те годы и говорить нечего. Щелочь, соду заливали в установки. Работа была ужасная – конденсаторы выходили из строя, а газы выбрасывались в атмосферу.
Американцы, поставившие в 1930-е годы оборудование в Уфу, техническими секретами делиться не спешили, а сам завод, вопреки распространенным ныне мифам, к моменту его пуска морально устарел лет на 7-8 минимум.
Потому, например, о высокотехнологичном гидрокрекинге для обессеривания нефти, который перед войной уже вовсю применялся в США, приходилось только мечтать. Лишь в 1976 году на Уфанефтехим, а тогда УНПЗ имени XXIIпартсъезда ввели в строй подобную установку.
Без кавказской нефти УНПЗ не мог выпускать даже «Калошу»
Сейчас забыто, что в годы войны без поставок с Кавказа наш УНПЗ работать совсем не мог. Так производственный план за 1941-й год завод из-за недостатка сырья и ряда других причин сорвал, выполнив его только на 57%, а в феврале 1942 года предприятие вообще встало из-за перебоев поставок из Баку нейтрализованного черного контакта (НЧК), применяемого для обессоливания нефти. И лишь в следующем месяце удалось запустить производство вновь. Свою установку для выработки НЧК приняли в эксплуатацию только в декабре 1944 года, за поставку которой по импорту постановлением ГКО от 22 сентября 1942 года отвечал лично нарком внешней торговли СССР Анастас Микоян. Передали американцы нам и технологию.
— До этого приходилось возить НЧК из Баку, — снова вспоминает г-н Прокопюк. – Другого выхода не было. Коррозия металла была страшная.
Лаврентий Павлович лично держал под контролем и этот вопрос, обеспечивая бесперебойную поставку НЧК в Башкирию. Не случайно Берия был потом избран депутатом Верховного Совета БАССР.
Роль Магрифы Мавлютовой в обеспечении завода НЧК, о которой много пишет наша местная пресса, сильно преувеличена.
Во время войны уфимский завод продолжал расширяться: вошли в строй третья и четвертая очередь. При этом добыча нефти в Башкирии до1943 года продолжала падать. А поставки горючего, нефти и её компонентов с Кавказа в европейскую часть страны шли тяжело, потому, как традиционные маршруты к концу 1941 года были частично перерезаны или находились под угрозой вражеской авиации. Но полностью перекрыть коммуникации врагу не удалось, хотя такой миф тоже гуляет в Башкирии с шакировских времен. Причем утверждение о том, что уфимский завод обходился исключительно местным сырьем, приходится слышать даже сейчас от весьма солидных башкирских ученых.
Маршруты с Кавказа шли через Каспий в Красноводск и Гурьев. В тяжелейших условиях продолжал работать и основной маршрут через Астрахань. Под огнем врага буксировали речные баржи по Волге и её притокам. Везли железной дорогой по левому берегу Волги. А каких жертв это стоило! На коммуникациях в Поволжье в разгар Сталинградской битвы царил настоящий ад. Но люди совершали невозможное, и сырье поступало на НПЗ Центра, а горючее на фронт.
Можно без колебаний утверждать, что без поставок сырья и топлива с Кавказа исход войны был бы другим, а нефть «Второго Баку» не спасла бы нашу страну.
Кроме того, смешивание высокосернистой башкирской нефти с высококачественной кавказской позволяло перерабатывать в Уфе полученный продукт и не останавливать производство.
Рассекреченные ныне документы говорят о том, что ГКО предвидел сложности с нефтяным сырьем и поэтому ещё осенью 1941-го «ведомство» Лаврентии Берии экстренно построило большие котлованы-нефтехранилища в Поволжье, на Урале и в ряде других мест, где труженики тыла успели накопить резервные запасы кавказской нефти. Созданный «НЗ» сыграл неоценимую роль для загрузки УНПЗ и других заводов европейской части страны в самые драматичные моменты войны и не оставил фронт без горючего. Этот весьма примечательный факт тоже оказался сейчас в забвении.
— Мне доводилось видеть в Саратовской области остатки этих сооружений, — припоминает г-н Прокопюк.
Технологическое отставание привело к тому, что поначалу основной объем производимого в Уфе бензина, так называемой «Калоши», имел октановое число всего 52 и годился разве что для «полуторок» и ЗИС-5. Знаменитым «Студебеккерам», «Виллисам» и тем был нужен высокооктановый бензин.
Из документов Ишимбайского горкома ВКП (б) мы узнали, что летом 1942 года залихорадило местный нефтеперегонный завод, где «между директором завода т. Белочицким и главным инженером тов. Головиным установились крайне напряженные ненормальные взаимоотношения на почве беспринципной склоки, что отразилось на общем состоянии трудовой дисциплины на заводе». Из-за нарушения технологии и безответственности должностных лиц 30 августа 1942 года раскаленная дымовая труба завода рухнула на технологическую установку. Возник пожар, а предприятие остановило работу на десять дней. Проверка выявила факты пьянства среди начальства, которое даже на пожар явилось «выпимши».
Башкирская солярка могла угробить танковый парк Красной армии
Теперь по поводу каждого третьего танка и самолета… Ещё в 2005-м году бывшим заместителем начальника — главным инженером Управления ракетного топлива и горючего МО СССР, генерал-майором в отставке Георгием Ширшовым на страницах «Военно-исторического журнала» была опубликована общая цифра поставок горючего промышленностью в годы войны — более 20 млн. тонн. Плюс топливо и его компоненты, поставленные по ленд-лизу и прочему импорту — 2,599 млн. тонн, горючее заводов европейских стран, занятых Красной Армией — 0,816 млн. тонн, а также довоенные запасы наркомата обороны — 1,219 млн. тонн. Итого получается 24,634 млн. тонн.
Согласно рассекреченным отчетам Башкирского обкома ВКП (б), направленным в ЦК, заданиям ГКО, служебной переписке заводов, которую мы изучили в архивах, за период войны в республике было выработано 1,3 млн. тонн авиационного и автомобильного бензина – 6,5% союзного производства горючего или 5,27% его общего фонда. Новые данные позволяют уточнить военный вклад УНПЗ — 0,78 млн. тонн или 3,16% и долю Ишимбайских предприятий – 0,52 млн. тонн или 2,11%. Правда, деление это несколько условное, поскольку продукция Ишимбая часто служила сырьем для Уфы, а значительные объемы компонентов для производства авиабензина, поступали на УНПЗ из Саратова, Москвы и Горького.
Чтобы не быть голословными приведем таблицу из Постановления ГКО от 11 июля 1944 года «О плане добыче нефти, производстве нефтепродуктов и материально-технического снабжения нефтяной промышленности в III квартале 1944 года», которую нам предоставили Российском государственном архиве социально-политической истории. Война к этому времени шла к финалу, а советская промышленность набрала максимальную мощь. Данные таблицы наглядно показывают, что УНПЗ должен был произвести за квартал 25 тысяч тонн авиационного бензина, а все заводы СССР – 397,1 тысяч тонн. То есть наш вклад в производство отечественного бензина для ВВС РККА в этот конкретный период– 6,29%.
Ишимбайские заводы авиабензин не производили! От слова «совсем». Ни разу за всю войну ГКО не ставил ишимбайцам такое задание.
При этом ГКО ни разу не ставил башкирским заводам и задания по производству дизтоплива, а Башкирский обком не отчитывался о его поставках. Иными словами, башкирская солярка на фронт не поступала, хотя, разумеется, выпускалась как неизбежный продукт перегонки. Всё объяснялось большом содержании серы в башкирском топливе, которая резко усиливала коррозию двигателя, приводила к быстрому появления нагара и отложений, вызывала преждевременный износ топливной и выхлопной системы, а дымность выхлопа зашкаливала. Наладить технологию получения качественного малосернистого дизтоплива в годы войны в Башкирии не удалось.
Кроме того, двигатель В-2, который устанавливали на Т-34, КВ, а потом и на ИС, был в начале войны ещё «сырым» и до 1943 года не мог длительное время работать под большой нагрузкой. Поэтому моторесурс В-2 не превышал 100 часов на стенде, а на танке проседал до 40-70 часов.
А если бы ещё заправлять танки высокосернистой башкирской соляркой, то это означало угробить танковые войска Красной армии и проиграть войну.
Основной объем дизтоплива для РККА производили тогда в Баку и Грозном. Выручили и довоенные запасы солярки, обеспечение которой Красной Армии во время войны даже не лимитировалось. Поэтому башкирское топливо, то есть бензин, могло идти только для легких и старых моделей танков с бензиновыми двигателями.
Но наша солярка широко использовалась в народном хозяйстве. В национальном архиве республике мы нашли документы Башкирского обкома с распределением местного дизтоплива по районам республики для посевных и уборочных кампаний. Требования к горючему у сельхозтехники были гораздо ниже, чем у военной, а трактора в МТС остались такие допотопные и изношенные, что плохим топливом их сложно было испортить ещё больше.
Широко применяли нашу солярку и промышленные предприятия. Но и после войны башкирское дизтопливо не один год «доводили до ума», разбавляя качественным горючим из других регионов СССР.
По методикам изготовления смешанной солярки в Уфе защищали даже кандидатские диссертации!
В рамках всесоюзного разделения труда, башкирские нефтепереработчики специализировались на выпуске для фронта авиационного и автомобильного бензина. Сравнительно небольшие объемы производства позволяли добиться приемлемой очистки нашей нефти от серы, соли, смол и парафинов для этих видов горючего. Положительно сказывались поставки качественного сырья с Кавказа, которым разбавляли нашу нефть. Правительство СССР оперативно закупало в США катализаторы, промышленное оборудование и даже огнеупорные кирпичи, которые везли в Уфу из-за океана! Так что «второй фронт» был не только в виде американской тушенки.
Правда, в документах мы не нашли способ, которым оперативно доставили в Уфу кирпичи из Америки. Возможно, что и самолетами…
Кроме того, с начала 1943 года в Уфу стал массово поступать американский изооктан. Его смешивали с авиатопливом, произведенным на УНПЗ, и тем резко повышали октановое число горючего. Так, например, в феврале 1943 года завод отгрузил 14,5 тыс. тонн авиабензина на 37% состоявшего из импортного изооктана. Отечественный бензин, аналогичный по качеству не только такому — «бодяжному» уфимскому, но даже американскому и английскому, мы смогли начать производить в 1943 году по отечественной технологии только в Баку. Там оригинальную и недорогую технологию с использованием вторсырья, чуть ли не отходов, разработал «король алкилирования» профессор Юсиф Мамедалиев, ученик выдающегося русского химика Николая Зелинского. Открытие азербайджанского ученого позволило в 1943 году начать понемногу производить изооктан и у нас в Уфе.
Взрывной рост башкирской «нефтянки» произошел за счет кавказского района
На становление нефтяной промышленности в Баку ушло более сотни лет, а в нашей республике всё произошло за считанные годы. Башкирским нефтяникам помогала вся страна. Больше всего средств во время войны выделялось промыслам Поволжья и Урала, а УНПЗ за годы войны почти удвоил свои мощности за счет оборудования, поступившего из Грозного, Краснодара, Майкопа, а также его закупок по импорту. Нужно честно признать, что послевоенный взрывной рост добычи нефти и её переработки в БАССР произошел, в том числе, за счет обескровливания кавказского нефтяного района. Это неизбежно привело к серьезным проблемам в его работе. На бескорыстной помощи кавказских нефтяников базируется до сих пор благополучие нашего региона.
Азербайджанский профессор, доктор геолого-минералогических наук Чапай Султанов проанализировал явные нестыковки в опубликованных Николаем Байбаковым данных о работе «Второго Баку» во время войны. Ему удалось лично пообщаться по этому поводу с бывшим наркомом в 1990-е и задать тому конкретные нелицеприятные вопросы. Однако Байбаков раздраженно ушел от разговора.
Дело в том, что Николай Константинович прекрасно знал реальный «расклад» добычи нефти и производства горючего во время войны. Но он был хорошим пиарщиком, умело выпячивал себя отцом «Второго Баку», приукрашивая его и свою роль в добыче нефти и производстве горючего, ловко «жонглировал» цифрами, видимо полагая, что гриф секретности с документов военной поры не снимут никогда.
Правда, реальным руководителем нефтяной отрасли СССР 1 октября 1942 года ГКО назначил второго человека в стране — Лаврентию Берия, который привлек для работы аппарат НКВД и лучшие научные силы СССР и вытащил советскую «нефтянку» из прорыва, в котором она оказалась. Кстати, сразу же прекратились склоки и среди начальства в Ишимбае.
А Чапай Султанов после встречи с Байбаковым в сердцах привел в одной из своих работ фрагмент из поэмы Александра Твардовского «Василий Теркин”:
Балагуру смотрят в рот,
Слово ловят жадно.
Хорошо, когда кто врет,
Весело и складно.
Лживые мифы подменили реальные подвиги
Итог изучения нами документов ГКО и Башкирского обкома ВКП (б) следующий: ни о каком третьем или даже пятом самолете и танке, работавшем на башкирском горючем во время войны, речь не шла.
Первое. Имея менее 5% общесоюзной добычи нефти и ограниченные, хоть и возросшие, мощности по её переработке, сложно было обеспечить и каждый пятнадцатый самолет. Даже значительные объемы привозного сырья и американский изооктан, поступавшие на УНПЗ не позволили сделать большего. С учетом же ленд-лизовского бензина, поставлявшегося в СССР помимо изооктана и других октаноповышающих компонентов, на башкирском топливе летал, в лучшем случае, каждый двадцатый самолет РККА.
Второе. Башкирская солярка на фронт не поступала совсем, поскольку из-за своего низкого качества могла вывести из строя танковый парк Красной армии. Тем ни менее она вся шла в дело в народном хозяйстве внутри страны.
Третье. Основной удельный вес в выпускаемой у нас продукции во время войны принадлежал, оказывается, мазуту и битуму. Республика стала основным их производителем для промышленности Урала и Сибири. Топлива остро не хватало, и в ход шло всё, даже, так называемая, нефтегрязь. Иными словами, ничего из произведенного уфимским и ишимбайским заводами не пропадало. Целевое расходование произведенного на наших заводах (даже нефтегрязь!) жестко контролировали органы госбезопасности.
В СССР, помимо башкирских предприятий, работали ещё более двух десятков крупных НПЗ. В одном Баку их было восемь, включая гигант – завод имени Сталина, а ленд-лизовский бензин обеспечил треть потребностей советских ВВС и значительную часть прочей военной техники.
Лживый миф о каждом третьем танке и самолете подменяет реальные подвиги башкирских нефтяников и нефтепереработчиков.
Один из них – производство толуола в Уфе и Ишимбае, проблема с которым в начале 1942 года стала чрезвычайно остро. В разгар наступления Красной армии под Москвой оказалось нечем снаряжать боеприпасы, поскольку почти все пороховые заводы страны были либо захвачены врагом, либо выведены из строя. Уфимский и ишимбайские заводы внесли тогда посильный, но бесценный вклад в решение этой проблемы.
16 сентября 1944 года директор УНПЗ Василий Рябчиков жаловался первому секретарю Башкирского обкома Семену Игнатьеву на призыв Сталинским райвоенкоматом в польскую армию (Войско польское, воевавшее в составе РККА – Авт.) уроженцев западных регионов СССР, мобилизованных на завод в начале войны – евреев, украинцев, белорусов и молдаван. Из этого письма мы узнали, что на предприятии во вредных цехах в ночных сменах вместо взрослых работали, оказывается, подростки, которым не было и 16 лет. Из других источников следует, что в Башкирии победу на «нефтяном фронте» ковали даже 12-ти летние девочки! Почему же забыт подвиг этих мальчишек и девчонок?
Согласно документам уполномоченного Госплана СССР по БАССР Татевосяна в башкирской нефтянке в сентябре 1944 года трудилось всего-навсего 4 175 рабочих, которые отработали в среднем по 224 часа в месяц вместо привычных нам 160-ти. Многие ли выдержат сейчас такую физическую нагрузку на протяжении четырех лет без отпусков и выходных? А ведь работали тогда в основном женщины, подростки и старики, да ещё на скудном пайке. Других рабочих рук в Башкирии к концу войны не осталось. Даже в Красную армию призывать было уже некого, а основную часть прибывших в начале войны с Кавказа специалистов вскоре откомандировали назад. Туда же стали направлять и наших лучших специалистов, из-за чего, например, в половине цехов УНПЗ к концу 1944 года не осталось ни одного инженера.
А кто-нибудь оценил вклад «трудармейцев», работавших на строительстве объектов УНПЗ? Между тем, это были люди, не годные по состоянию здоровья для службы в Красной армии: хромые, косолапые, горбатые, одноглазые и так далее, то есть инвалиды. И тем ни менее они геройски трудились.
И жили, как мы узнали из архивных документов, вместе с …зеками в одних и тех же бараках ИТК-13, которая до сих пор располагается в Уфе.
Ели с ними одну и туже баланду, спали все вместе вповалку на земле, поскольку из-за отсутствия дров нары сожгли в «буржуйках». Правда, прокуратура БАССР потом все же заставила директора Башнефтекомбината Степана Кувыкина, о чуткости и заботливости которого сейчас поют дифирамбы местные СМИ, обратить внимание на этих людей. «Трудармейцев» вывели из колонии и улучшили их быт. О черствости Кувыкина писала тогда даже «Красная Башкирия». Это же свидетельствуют и архивные документы Башкирского обкома партии.
Забыт в республике и научный подвиг академика Андрея Тихонова, совершенный им в 1943 году на Ишимбайских промыслах, благодаря которому разведчики недр буквально прозрели в поисках земных богатств, что позволило резко увеличить добычу нефти в Башкирии. А если бы не Тихонов, то до сих пор буровики и геологи, вместо удобных расчетов при поисках нефти, продолжали бы нюхать глину из скважин, изучать бурьян на склонах оврагов, да вслепую бурить бесчисленное количество дорогостоящих разведочных скважин.
Тяжким трудом дались небольшие проценты башкирского горючего военной поры и нашим нефтяникам и нефтепереработчикам есть чем гордиться без выдуманного мифа о каждом втором-третьем танке и самолете.
Так случилось, что вся черновая, но неизбежная работа по разведке и бурению недр, реконструкции башкирских НПЗ была выполнена во время войны. Тогда же совершенствовалась технология переработки башкирской нефти, а местные нефтяники многому научились у эвакуированных специалистов.
Летом 1945 года «Красная Башкирия» рассказала своим читателям, что территорию УНПЗ заасфальтировали, оборудование герметизировали, полным ходом идет озеленение и благоустройство завода. Это означало, что предприятие встало, наконец, на ноги и приобрело цивилизованный вид. Стремительный рост всех показателей произошел уже после войны. А кто знал, сколько она продлится? Повернуться могло по-всякому… Приобретенный опыт не пропал даром и, со временем, Башкирия превратилась в крупный центр нефтяной промышленности, а бензин и солярка, производимые сейчас в Уфе, соответствует лучшим мировым стандартам.
Александр КОСТИЦЫН, кандидат технических наук
Евгений КОСТИЦЫН