Хрущевская «оттепель» в общественном сознании граждан страны до сих пор ассоциируется с «демократизацией» советской жизни. Этот перестроечный миф так прочно укоренился, что, даже сейчас, читая либеральных авторов, можно подумать, что после 20-го съезда партии в Советском Союзе установились сплошная справедливость и демократия. Реалии, однако, были совсем иными.
Никита Хрущев, на крови других людей прорвавшийся к должности первого секретаря ЦК КПСС, использовал десталинизацию лишь как способ укрепления своей личной власти. А на местах его имя и демагогическую трескотню «истинные хрущёвцы», в числе которых были и просто отпетые негодяи, использовали как прикрытие для самых уродливых злоупотреблений.
Вот один из примеров тогдашней уфимской жизни. Одноклассницей жительницы столицы Башкирии Галины по школе № 7, которая располагалась тогда ещё в старом здании на улице Бабушкина, 21, в 1960 годах была девочка, жившая в частном секторе на Собачьей горе. Так раньше называлось место, где сегодня располагается «Спецавтохозяйство по уборке города» и бывший завод «Пишмаш». Её отец был военным. Всех, правда, удивляло, что человек лет сорока пяти был всего лишь старшим сержантом. Где именно он служил, Надежда, а так её звали, одноклассникам не говорила. Это, мол, шептала она, военная тайна. И ребятня в классе верила. Ещё бы… Отец Нади всегда ходил в форме, был подтянут и строг, любил выступать на родительских собраниях и торжественных линейках, входил в родительский комитет школы.
— Однажды Надя не пришла в школу, а через день одноклассники узнали, что её отец неожиданно пропал, — рассказывает Галина. — Вышел темным зимним вечером в туалет во дворе и исчез бесследно. А ещё через пару дней пропавший родитель нашелся в сугробе в Нижегородке рядом с железнодорожным вокзалом. Без головы… В таком виде его и похоронили.
Оказалось, что товарищ старший сержант служил не в секретной части, а был всего лишь тюремным надзирателем или, официально, контролером уфимского СИЗО, что на углу улиц Достоевского и Аксакова.
На военную службу попал ещё во время войны. На передовой, правда, не был ни одного дня, отираясь в тыловых частях. Но как-то раз умудрился в нужный момент попасться на глаза будущему «дорогому» Никите Сергеевичу Хрущеву, в 1943-м члену военного совета Воронежского фронта и сумел от него получить медаль «За боевые заслуги». Заслуга, впрочем, заключалась в том, что будущий надзиратель уфимской тюрьмы очень вовремя доставил продукты к столу будущего «великого кукурузника». Даже маршал Георгий Жуков упомянул в своих мемуарах, о том, что Никита Сергеевич любил вкусно и плотно поесть на фронте.
После войны бывший тыловик попал во внутренние войска и оказался в итоге в башкирской системе исполнения наказаний. А тут и товарищ Хрущев резко пошел в рост и стал первым лицом государства.
Любил контролер СИЗО пугать свое начальство рассказами, которые доходили и до руководства министерства внутренних дел БАССР, о фронтовой службе и дружбе с самим Никитой Сергеевичем, с которым, мол, был на фронте накоротке и хоть сейчас, если что, запросто напишет ему письмо. Уточнять такие вещи никто не решался, тем более, что надзиратель по анкете был почти что земляком Хрущева.
Образование имел всего семь классов, но учиться нигде больше не стал. Выше сержантского звания вырасти, поэтому, не смог при всех его заслугах перед первым секретарем ЦК. Зарплату имел небольшую, но и не требовал никогда прибавки, мол, не за деньги служит. На партсобраниях «хрущёвец» страстно обличал культ личности Сталина и его последствия, призывал сослуживцев-коммунистов к восстановлению и упрочению ленинских принципов и норм партийной жизни, соблюдению социалистической законности.
Даже после октябрьского пленума 1964 года, когда Хрущева пинком под зад отправили в отставку, товарищ старший сержант не растерялся и при случае намекал на то, что его знает Вадим Тикунов, министр охраны общественного порядка РСФСР, хрущевский назначенец. Люди продолжали верить и остерегаться. На всякий случай…
Свои служебные обязанности контролер исполнял старательно и, как потом выяснилось, рьяно и с садистским удовольствием. Особенно любил неожиданно резко и с силой сажать провинившихся осужденных или подследственных на жесткую лавку. Такой удар травмировал позвоночник и нередко люди становились калеками на всю свою оставшуюся жизнь, хотя внешне никаких видимых повреждений не было заметно. Знало ли об этом его начальство?
Возможно, кое-кто из коллег о чем-то и догадывался, но с «сослуживцем» Никиты Сергеевича никто связываться не рисковал. Тем более, что измывался над узниками контролер обычно без свидетелей.
Но своими угрозами и рассказами старший сержант, как потом выяснилось, стращал и соседей по частному домовладению. И граждане не сомневались, что тюремный надзиратель, если что, не будет бросать слов на ветер.
— Запуганные люди решились рассказать об истинном лице этого человека только во время его похорон, — снова вспоминает Галина, пришедшая тогда со всем классом поддержать Надю и её семью. — Соседей как прорвало. Возник, чуть ли не стихийный митинг возле дома на Новосибирской улице. С негодованием и возбуждением рассказывали они удивленному начальству и сослуживцам, как тюремщик непрерывно строчил заявления во все инстанции на своих соседей.
За что? А за всё подряд! За неубранные в 24 часа бревна перед домом, привезенные на дрова, громкий смех детей, игравших на улице, мнимом самогоноварении и других «прегрешениях». Особенно доставалось хромому инвалиду войны дяде Лёне, имевшему, кроме того, собственное мнение по поводу роли Верховного главнокомандующего Иосифа Сталина в Великой отечественной войне. Председатель Советского райисполкома Николай Кухарев, оказывается, не успевал отвечать на кляузы контролера.
Открытием для тюремного руководства стали и методы обращения покойного с обитателями уфиского СИЗО, о которых они тоже узнали тут же от соседей.
Растерявшаяся классная руководительница Алевтина Дмитриевна Швыркова не сразу сообразила, что её ученики слышат крамольные речи и не сразу увела свой ошарашенный класс прочь. Родственники срочно сократили процедуру прощания и увезли закрытый гроб на погост.
Папашу-садиста похоронили на Сергиевском кладбище, но его вдова начала строчить жалобы во все инстанции, требуя непременно найти голову мужа и наказать виновных. Тщетно… Поиски не дали результата.
Тогда недалекая женщина самостоятельно вышла на криминальные структуры… с угрозами и требованиями денежной сатисфакции. И через пару месяцев получила в свой крашеный зеленой краской фанерный почтовый ящик, что висел на калитке, исчерпывающий ответ – небольшую записку от преступного мира, подписанную какой-то кличкой, из которой следовало, что расправились с её мужем за то, что тот покалечил в свое время неназванного уголовного авторитета.
Когда через две недели после этого мать Нади срочно забирала документы дочери из школы, та во время перемены успела рассказать одноклассникам, что голову папы бандиты отвезли заказчику в качестве подтверждения выполненной «работы», а потом сожгли в кочегарке. В конце послания неугомонной мамаше настоятельно рекомендовали незамедлительно исчезнуть из Уфы, поскольку, мол, бревенчатый дом, в котором жила семья, мог «случайно» сгореть ночью вместе с жильцами.
Перепуганная семья, не мешкая, продала по дешевке жилье и уехала не только из Уфы, но и из республики. Куда? Никому не сказали…
Александр КОСТИЦЫН
Евгений КОСТИЦЫН